Стихотворения поэта Уткин Иосиф Павлович

Красивые, во всем красивом, Они несли свои тела, И, дыбя пенистые гривы, Кусали кони удила. Еще заря не шла на убыль И розов был

Ни глупой радости, Ни грусти многодумной, И песням ласковым, Хорошая, не верь. И в тихой старости, И в молодости шумной Всегда всего сильней Нетерпеливый

…Плыл туман за ледяной горою, И земля осталась в стороне. Но лицом доподлинных героев Обернулись путники к стране. В южный зной и в северную

Послушай меня: я оттуда приехал, Где, кажется, люди тверды, как гранит, Где гневной России громовое эхо, Вперед продвигаясь, над миром гремит. Где слева —

Ветер. Листья облетели. И уже недели две Серебристый шар метели Куролесит по Москве. Но пускай заносит зданья Вьюга, снег… Ты не грусти. Все равно

Задала любовь задачу Нам с тобою вместе жить, Да не вышло нам удачи Дело трудное решить. Кто ошибся: ты ли, я ли, У кого

Берег на берег глядит. Подними свои ресницы: На одном — сосна стоит, На другом — трава лоснится. Разделила их река. Но стоят они родными:

Не могли бы вы, сестрица, Командиру услужить? Не могли бы вы петлицы На шинель мою нашить? Может быть, вдали, в разлуке, Невзначай взглянув на

Вошел и сказал: «Как видишь, я цел, Взять не сумели Враги на прицел. И сердце не взяли, И сердце со мной! И снова пришел

Пусть другой гремит и протестует — Каждой песне свой предел и путь. Я хотел бы девушку простую На раздумье мудрое толкнуть. Пусть прочтет И

Вот он! Слушайте и пейте. Вот он! Чей-то и ничей. Как серебряная флейта, Лег в песчанике ручей. Он течет и балагурит. А на нем,

Ты не мучь напрасно взора, Не придет он, Так же вот, Как на зимние озера Летний лебедь не придет. Не придет к тебе он

И просто так — Без дальних слов — Как будто был и не был… За частоколами штыков Так тяжело смотреть на небо… И не

Так много врем, так мало верим… Пять лет прошло теперь почти, Как, с возмущеньем хлопнув дверью, Меня оставили мечты. Остатки счастья проживая, Менял я

От тебя-то я не скрою, Расскажу тебе одной: Иностранного покроя Есть костюмчик выходной. Модный. Новый. Как с иголки! Не костюм — смертельный яд. От

Мама в комнате не спит. Папа в комнате сопит. И у мамы И у папы Недовольный явно вид. Дочь приветствует в прихожей Двадцати примерно

Подари мне на прощанье Пару милых пустяков: Папирос хороших, чайник, Томик пушкинских стихов… Жизнь армейца не балует, Что ты там ни говори!.. Я б

Хорошо в груди носить надежды, Если дома — И огонь и хлеб. Пуст мой сад, И дом мой пуст, как прежде. Слеп мой сад,

Близко города Тамбова, Недалеко от села, Комиссара молодого Пуля-дура подсекла. Он склонялся, Он склонялся, Падал медленно к сосне И кому-то улыбался Тихо-тихо, как во

Когда, упав на поле боя — И не в стихах, а наяву,- Я вдруг увидел над собою Живого взгляда синеву, Когда склонилась надо мною

Старый дом мой — Просто рухлядь. Все тревожит — Каждый писк. Слышу, ветер в мягких туфлях Тронул старческий карниз. Как влюбленный, аккуратен Милый друг!

Что любится, чем дышится, Душа чем ваша полнится, То в голосе услышится, То в песенке припомнится. А мы споем о родине, С которой столько

Тревожен век. И мне пришлось скитаться. И четко в памяти моей Глаза печального китайца В подковах сомкнутых бровей. Мы верим тем, Кто выверен в

Я люблю пережитые были В зимний вечер близким рассказать. Далеко, в заснеженной Сибири, И меня ждала старуха мать. И ходила часто до порогу (Это

Ничего не пощадили — Ни хорошее, ни хлам. Все, что было, разделили, Разломали пополам. Отдал книги, Отдал полки… Не оставил ничего! Даже мелкие осколки

Одинокий, затравленный зверь,- Как и я, вероятно, небритый,- Он стучится то в окна, то в дверь. Умоляя людей: «Отвори-и-те…» Но семейные наглухо спят. Только

Когда утрачивают пышность кудри И срок придет вздохнуть наедине, В неторопливой тишине К нам медленно подходит мудрость. Издалека. Спокойствием блистая (Будильник скуп! Будильник слаб!),

Оптимистические строфы Как сажа свеж, Как сажа чист, Черт-трубочист качает трубы. Вдруг солнце — трах! И трубочист Снегам показывает зубы. И сразу — вниз,

Мы с тобою станем старше. Загрустим. Начнем седеть. На прудах на Патриарших Не придется нам сидеть. Потолчем водицу в ступе, Надоест, глядишь, толочь —

Пылает пыль. Закат глубок. Закат и золото Тумана. Звенит мой Дымный котелок, Позвякивает бердана. И все растет Дорожный шов… Последний дом Смывают дали… Я

Мальчишку шлепнули в Иркутске. Ему семнадцать лет всего. Как жемчуга на чистом блюдце, Блестели зубы У него. Над ним неделю измывался Японский офицер в

Я думаю чаще и чаще, Что нет ничего без границ, Что скроет усатая чаща Улыбки приятельских лиц, Расчетливость сменит беспечность, И вместо тоски о

Если я не вернусь, дорогая, Нежным письмам твоим не внемля, Не подумай, что это — другая. Это значит… сырая земля. Это значит, дубы-нелюдимы Надо

Наш путь крестами обозначен. Но крепок дуб от старческих морщин! Закал борьбы: теряя, мы не плачем, И, проклиная, мы молчим. В нас многое захолодила

На стременах он тверже, пожалуй. Ишь, как криво под валенком пол! До Саянов, Как раз от Урала, На кобыле Хромой пришел. Вот сейчас —

Приподнимет Гордо морду, Гордо стянет Профиль птичий… Сколько стоит Ваша гордость? Цену — вашему величью?.. Так идет. Ей очень грустно (От утрат, видать, печали!).

Через Речную спину, Через Лучистый плес Чугунной паутиной Повис тяжелый мост. По краю — Тишь да ивы, Для отдыха — добро! А низом —

На улице полночь. Свет догорает. Высокие звезды видны. Ты пишешь письмо мне, моя дорогая, В пылающий адрес войны. Как долго ты пишешь его, дорогая,

Двое тихо говорили, Расставались и корили: «Ты такая…» «Ты такой!..» «Ты плохая…» «Ты плохой!..» «Уезжаю в Лениград… Как я рада!» «Как я рад!!!» Дело

Я видел девочку убитую, Цветы стояли у стола. С глазами, навсегда закрытыми, Казалось, девочка спала. И сон ее, казалось, тонок, И вся она напряжена,

Глупым недугом разлуки Добрым людям сводит руки. Наплодили Люды… Лиды… Людоеды — инвалидов! Очень больно, очень грустно, Что любовь, как говорят, Только лишняя нагрузка

Други, Это не годится! Чуть волна на горизонте — Вы сейчас На квинту лица, Весла к черту И — за зонтик. Пусть волна Поднимет

На столе — бутылка водки, Под столом — разбитый штоф. Пью и плачу я… ах, вот как Обернулась ты, любовь! Я — и душу,

Не люблю, если сыро и гнило. Красотой этих мест покорен, Для своей односпальной могилы Я бы выбрал Можайский район. Журавель над крестьянским колодцем, Солнце-еж

Не этой песней старой Растоптанного дня, Интимная гитара, Ты трогаешь меня. В смертельные покосы Я нежил, строг и юн, Серебряную косу Волнующихся струн. Сквозь

Поля и голубая просинь… И солнца золотая рябь; Пускай кричат, что это осень! Что это, черт возьми, октябрь?! Октябрь, конечно, маем не был, И

Н. А. Гнуни Молчи, скрывайся и таи. Тютчев По кухне и счастье усвоено… Я нежен, А щеточник — тих: Он волосы понял по-своему, Он

Мы любим дом, Где любят нас. Пускай он сыр, пускай он душен. Но лишь бы теплое радушье Цвело в окне хозяйских глаз. И по

Тихо тянет сытый конь, Дремлет богатырь. Дуб — на палицу, а бронь — Сто пудовых гирь! Спрутом в землю — борода, Клином в небо

Где-то на Азорских островах Девушки поют чудную песню. В тихих и бесхитростных словах Вымысел скрывается чудесный. Девушки бровями поведут, Головы нерусские наклонят,- И по