В дни, когда светозарно и мирно Он сошел к нам с небесного фирна, О грядущем — и горько и скорбно — Предрекла Ему вещая Карна: Дева плача, что крылья простерла От Югры до дунайского гирла, От феодов Великого Карла До снегов Беломорского Горла. — Посмотри лишь, — она говорила, — На пути Твоих братьев, их жребий! Разве дивная цель не парила Над их солнечным детством на небе? Иль Ты первый, кто грезит о рае, О людском совершеннейшем строе, Чтоб духовность сверкала, как струи, Над юдолью народного края? — Но кольцо обручальное Навне Я хранил, Я храню. Цель огромных времен Мне ясна в Ней, И готов Я ко дню, Когда браком сведу в Ее лоно Нашей Дочери плоть — Той, что призвана адские луны Божьим солнцем бороть. — Но не смог ведь никто из народов, Даже длань демиурга изведав, Жизнь укрыть от закона Атридов, Мир людей — от его антиподов. Чуть страна становилась духовней, Вера — чище, деянья безгневней — Из-за гор, беспощадный и древний Враг вторгался — еще бурнокровней. С диким посвистом рушились орды, Гибли все — и владыки, и смерды, Все: трусливы ли, дерзки ли, горды Иль духовною доблестью тверды. И клубы восходивших страданий, Точно дымы над кухней колдуний, Алчно пили из полных ладоней Толпы адских незримых созданий. Из Народоводителей — каждый Принуждается крайней надеждой Породить в оборону от ада Столь же грозное, лютое чадо. Заскрежещут железные пурги, Взгромоздятся над безднами бурги, Сын окрепнет — и гром его оргий И побед — не уймут демиурги! — Но кольцо обручальное Навне Я хранил. Я храню! Был бы низкой измены бесславней Спуск мой в шрастры, к огню, Чтоб из мутного лона кароссы Породить вожака Русской будущей расы На века, и века! — Но не смели ни Рюрик, ни Трувор Сделать царство тенистым, как явор, И народные ропот и говор Жадно слушал степной уицраор. Он возрос! Ощетинились степи Ядоносными нивами копий, И на каждом азийском уступе Орды к натиску щерятся вкупе. Уицраор торопит на Русь их, И с востока, с мертвящих нагорий, Искры взоров, стервячьих и рысьих, Ей сулят пепелящее горе: Чтоб, глумясь над Твоею Невестой, Торжествуя над Русью Небесной, Все гасили звериностью гнусной, Многодьявольской, тысячебесной. — Как же Я, обручившийся Навне, Смог бы снидить в Друккарг? Разве мыслимы с недругом древним Договор или торг? Если б Я из великой кароссы Чадо мрака исторг, Как поверили б вещие руссы, Что Я — свет? демиург? — Не ропщи! Мое знанье — порука! Не избегнешь Ты общего рока! Далеко до заветного брака… Брак иной уже рдеет из мрака. И, сказав, подняла свои крылья, Отлетела премудрая Карна, Вековому закону насилья Только скорбью своей непокорна.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)