Им долго жить — зеленым великанам, Когда пройдет блокадная пора. На их стволах — осколочные раны, Но не найти рубцов от топора. И тут
Стихотворения поэта Воронов Юрий Петрович
Вокзал Московский пуст, Уныло, как в пещере. Под валенками хруст: Надуло снег сквозь щели. Вверху под потолком, В пробоине лиловой — Луна, как снежный
По Невскому пленных ведут. На сотню — четыре конвойных. Они никуда не уйдут, И наши солдаты спокойны. В блокаде куда им уйти, В какой
Наш город в снег до пояса закопан. И если с крыш на город посмотреть, То улицы похожи на окопы, В которых побывать успела смерть.
Когда живое все от взрывов глохло, А он не поднимал ни глаз, ни рук, Мы знали: человеку очень плохо. Ведь безразличье хуже, чем испуг.
За залпом залп гремит салют. Ракеты в воздухе горячем Цветами пестрыми цветут. А ленинградцы тихо плачут. Ни успокаивать пока, Ни утешать людей не надо.
Палата спит. А он с самим собою Вполшепота о чем-то говорит. Он знает, что во сне кричит от боли, И, чтобы не мешать другим,
Вместо супа — бурда из столярного клея, Вместо чая — заварка сосновой хвои. Это б все ничего, только руки немеют, Только ноги становятся вдруг
Так бывает порою с нами: Вспомнишь что-то, увидишь сны — И глядишь на все не глазами, А глазницами той войны. Если память свое заладит,
Нам сестры, если рядом не бомбят, По вечерам желают «доброй ночи». Но «с добрым утром» здесь не говорят. Оно таким бывает редко очень. Когда
Из-под рухнувших перекрытий — Исковерканный шкаф, как гроб… Кто-то крикнул: — Врача зовите!.. — Кто-то крестит с надеждой лоб. А ему уже, плачь —
Опять фанера хлопнула в окне И старый дом от взрыва закачался. Ребенок улыбается во сне. А мать ему поет о тишине, Чтоб он ее
За воем сирен — Самолеты в ночи. За взрывом — Завалы из щебня и лома, Я цел. Но не знаю еще, Что ключи В
Мне кажется: когда гремит салют, Погибшие блокадники встают. Они к Неве по улицам идут, Как все живые. Только не поют. Не потому, что с
Какая длинная зима, Как время медленно крадется!.. В ночи ни люди, ни дома Не знают, кто из них проснется. И поутру, когда ветра Метелью
Наш хлебный суточный паек Ладонь и ту не закрывает. И человек, который слег, Теперь — все чаще — умирает. И потому что нету сил,
Я забыть никогда не смогу Скрип саней на декабрьском снегу. То пронзительный, медленный скрип: Он как стон, как рыданье, как всхлип. Будто все это
В густом и холодном тумане — Проспекты, каналы, сады. Пурга леденит и арканит. Поземка заносит следы. Как мрачные тени навстречу — Деревья, ограды, дома…
Ни хлеба, ни топлива нет. Улыбки на лицах знакомых Нелепы, как вспыхнувший свет В окне затемненного дома. Нелепы, и все же они Сегодня скользили
Мы никогда так много не молчали, Не думали так много никогда, Как той зимой потерь, тревог, печали, Где новый день, как новая беда… К