…Еле брезжило «я» в завихрившемся водовороте, У границ бытия бесполезную бросив борьбу. Что свершается: смерть? предназначенный выход из плоти? Непроглядная твердь… И пространство черно, как в гробу. Только там, надо мной — (непонятно: далеко иль близко) — Завладел вышиной титанический облик царя В вихре темных пучин нерушим, как базальт обелиска, Он остался один, с миром дольним без слов говоря. Фосфорический лик трупной зеленью тлел среди ночи, Но ни шепот, ни крик не звучал ни вблизи, ни вдали. Он меня не видал. Опустив пламеневшие очи, Он склонялся и ждал чьих-то знаков с кромешной земли. Я не смел разглядеть: он в тумане ли? в латах? в плаще ли? Облекла его медь или облачные пелены?.. Я искал, трепеща, тесной скважины, впадины, щели, Чтоб два ока — меча — не вонзились в меня с вышины. И тогда я вокруг разглядел, наконец, среди мрака Смутный мир: виадук… пятна, схожие с башнею… мост… Алый, тлеющий свет излучался от них, как от знака, Что немыслимый бред разрывает мой стонущий мозг. Кто я? где?.. И за кем он в погоне? за мною?.. Я ранен? (Боль юркнула, как мышь.) Пустота. — Я убит? Я ослеп? Он, как кладбище, нем, этот мир, эти тусклые грани!.. Непробудная тишь. Ленинград? или сон? или склеп? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Точно легкую вязь из мерцающей мглы голубой Я тогда увидал — но не в аспидно-черном зените, Где ни туч, ни светил, но поблизости, здесь, над собой. Эта легкая мгла средоточивалась и плотнела, Строгий абрис чела наклонялся в темницу мою… Кто?.. Надежно, как брат, заслонив мое дымное тело, Он, казалось, был рад нашей встрече в угрюмом краю. Этот гордый разрез светлых глаз, словно в горных озерах Блик суровых небес и по кручам змеящихся троп; Очерк властного рта, молчаливого в распрях и спорах, И простой, как уста, затуманенный пепельный лоб. Был он странно знаком мне с далекого, мирного детства, Будто эти черты часто видел я на полотне; Смутной тягой влеком, в этот облик вникал, как в наследство Несвершенной мечты, предназначенной в будущем мне. Помню? Знаю!.. Тогда был он юным и стройным, как стансы, Но клубились года, и вино, и любовь, и разгул, И в изгибах волос, так похожих на нимб Ренессанса, Точно ранний мороз, иней русских ночей проглянул. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Но он здесь! предо мной! О, не прежний: бессонное горе, Иссушающий зной, точно пеплом покрыли черты, Только в синих глазах — просветленное, синее море… Где же страстность? где прах? И — невольный вопрос — Это ты?
Январь 1950
(1 votes, average: 5,00 out of 5)