Посвящается евпаторийскому десанту За нашей спиною остались паденья, закаты, Ну хоть бы ничтожный, ну хоть бы невидимый взлет! Мне хочется верить, что черные наши
Стихотворения поэта Высоцкий Владимир Семенович
Марине Здесь лапы у елей дрожат на весу, здесь птицы щебечут тревожно — живешь в заколдованном диком лесу, откуда уйти невозможно. Пусть черемухи сохнут
Говорят, лезу прямо под нож. Подопрет — и пойдешь! Что ты в тине сидишь карасем? Не хочется — и все!
Вот ведь какая отменная У обелиска служба, — Знает, наверное, Что кругом — весна откровенная. Он ведь из металла — ему все равно, далеко
В энском царстве жил король — Внес в правленье лепту: Был он абсолютный ноль В смысле интеллекту.
Когда я отпою и отыграю, Где кончу я, на чем — не угадать? Но лишь одно наверное я знаю: Мне будет не хотеться умирать!
В куски разлетелася корона, Нет державы, нет и трона. Жизнь России и законы — Все к чертям! И мы, словно загнанные в норы, Словно
Не чопорно и не по-светски — По человечески меня Встречали в Северодонецке Семнадцать раз в четыре дня.
А мы живем в мертвящей пустоте: Попробуй надави — так брызнет гноем, И страх мертвящий заглушаем воем — И те, что первые, и люди,
Чистый мед, как нектар из пыльцы, Пью и думаю, стоя у рынка: Злую шутку сыграли жрецы С золотыми индейцами инка.
По воде, на колесах, в седле, меж горбов и в вагонах, Утром, днем, по ночам, вечерами, в погоду и без, Кто за делом большим,
Есть телевизор! Подайте трибуну, так проору — разнесется на мили: он не окно, — я в окно и не плюну, — мне будто дверь
Как ныне сбирается вещий Олег Щита прибивать на ворота, Как вдруг подбегает к нему человек — И ну шепелявить чего-то. «Эй, князь, — говорит
Люди мельчают и дни уменьшаются, Трудно влюбиться холодной зимой. А те, что талантом, умом выделяются, Занялись детской бирюлькой — «балдой». Все в нашей жизни
Чтоб не было следов — повсюду подмели. Ругайте же меня, позорьте и трезвоньте! Мой финиш — горизонт, а лента — край земли, Я должен
И фюрер кричал, от «завода» бледнея, Стуча по своим телесам, Что если бы не было этих евреев, То он бы их выдумал сам. Но
Как в старинной русской сказке — дай бог памяти! — Колдуны, что немного добрее, Говорили: «Спать ложись, Иванушка. Утро вечера мудреннее!» Как однажды поздно
Не сгрызть меня — Невеста я! Эх, жизнь моя Интересная! Кружи-ворожи! Кто стесняется? Подол придержи — Подымается! И в девках мне Было весело, А
В младенчестве нас матери пугали, Де-плачет, мол, Сибирь по вас, — грозили нам рукой. Бранили нас нещадно, но едва ли Хотели детям участи такой.
Парня спасем, Парня в детдом — На воспитанье! Даром учить, Даром поить, Даром питанье!.. Жизнь — как вода, Вел я всегда Жизнь бесшабашную, —
Нас тянет на дно, как балласты, Мы цепки, легки, как фаланги, А ноги закованы в ласты, А наши тела — в акваланги. В пучину
Схлынули вешние воды, Высохло все, накалилось. Вышли на площадь уроды — Солнце за тучами скрылось. А урод на уроде Уродом погоняет. Лужи высохли вроде,
Я вам расскажу про то, что будет, Вам такие приоткрою дали!.. Пусть меня историки осудят За непонимание спирали. Возвратятся на свои на круги Ураганы
За окном — только вьюга, смотри, — Да пурга, да пурга… Под столом — Только три, только три Сапога, сапога… Только кажется, кажется, кажется
Приехал я на выставку извне. С нее уже другие сняли пенки. Да не забудут те, что на стене, Тех, что у стенки!
Поздравляю вовсю — наповал! Без опаски и без принужденья, Ради шутки, за счет вдохновенья Сел писать я — перо пожевал… Вышло так: человек Возрожденья
Не возьмут и невзгоды в крутой оборот — Мне плевать на поток новостей: Мои верные псы сторожат у ворот От воров и нежданных гостей.
Лес ушел, и обзор расширяется, Вот и здания появляются, Тени нам под колеса кидаются И остаться в живых ухитряются. Перекресточки — скорость сбрасывайте! Паны,
Открытые двери Больниц, жандармерий — Предельно натянута нить, — Французские бесы — Большие балбесы, Но тоже умеют кружить. Я где-то точно — наследил, —
Я помню райвоенкомат: «В десант не годен. Так-то, брат! Таким, как ты, там невпротык», — и дальше смех, — Мол, из тебя какой солдат?
Спасибо вам, мои корреспонденты — Все те, кому ответить я не смог, — Рабочие, узбеки и студенты — Все, кто писал мне письма, —
Вот в плащах, подобных плащ-палаткам, — Кто решил в такое одевать! — Чтоб не стать останками остаткам, — Люди начинают колдовать. Девушка под поезд
Болтаюсь сам в себе, как камень в торбе, И силюсь разорваться на куски, Придав своей тоске значенье скорби, Но сохранив загадочность тоски… Свет Новый
Мы все живем как будто, но Не будоражат нас давно Ни паровозные свистки, Ни пароходные гудки. Иные — те, кому дано, — Стремятся вглубь
Дурацкий сон, как кистенем, Избил нещадно. Невнятно выглядел я в нем И неприглядно. Во сне я лгал и предавал, И льстил легко я… А
Дорога сломала степь напополам, И неясно, где конец пути, — По дороге мы идем по разным сторонам И не можем ее перейти. Сколько зим
Грезится мне наяву или в бреде, Как корабли уплывают… Только своих я не вижу на рейде — Или они забывают? Или уходят они в
Машины идут, вот еще пронеслась — Все к цели конечной и четкой, — Быть может, из песни Анчарова — МАЗ, Груженый каспийской селедкой. Хожу
Был стол, который мне не описать, Пытался, но рука не поднималась. А вдруг в Тамбове могут прочитать? Должна же совесть быть, хотя бы малость.
Свет потушите, вырубите звук, Дайте темноты и тишины глоток, Или отыщите понадежней сук, Иль поглубже вбейте под карниз гвоздок, Билеты лишние стреляйте на ходу:
Мишка Шифман башковит, у него — предвиденье. «Что мы видим, — говорит, — кроме телевиденья? Смотришь конкурс в Сопоте и глотаешь пыль, а кого
В Москву я вылетаю из Одессы На лучшем из воздушных кораблей. Спешу не на пожар я и не на премьеру пьесы — Спешу на
Твердил он нам: «Моя она!», «Да ты смеешься, друг, да ты смеешься! Уйди, пацан, — ты очень пьян, — А то нарвешься, друг, гляди,
На судне бунт, над нами чайки реют, Вчера из-за дублонов золотых Двух негодяев вздернули на рее, Но — мало. Нужно было четверых. Ловите ветер
Я уверен, как ни разу в жизни — Это точно, — Что в моем здоровом организме — Червоточина. Может, мой никчемный орган — плевра,
Я все чаще думаю о судьях, — Я такого не предполагал: Если обниму ее при людях — Будет политический скандал. Будет тон в печати
Может быть, выпив поллитру, Некий художник от бед Встретил чужую палитру И посторонний мольберт. Дело теперь за немногим — Нужно натуры живой, — Глядь
У Наполеона Ватерлоо есть хотя б — Ничего не делал он задаром… Ну и что ж такого?! А у нашего вождя Было «десять сталинских
Была пора — я рвался в первый ряд, И это все от недопониманья. Но с некоторых пор сажусь назад: Там, впереди, как в спину
Я прожил целый день в миру Потустороннем И бодро крикнул поутру: «Кого схороним?» Ответ мне был угрюм и тих: «Все — блажь, бравада, Кого