Мы не состаримся вместе, О суетный, неверный друг, Хоботками отмечает месяц Медные на вкус года. Любви скудеющую чашу Не донесу до трепетной черты И
Стихотворения поэта Хабиас Нина
И Я по землю урной шевелить вермишель червяках ворох веревочной судороге из простреленной глаза тот же чень углу Неглинной извозчик мальчишек папирос Габай парикмахер
Китайцу руки тонки А моем теле шило шелк Я пергаментный локон Моет сонный рот Верть блудливую узеньку пальцев Красит сыгнуто систон спины А пену
Телом скатанная как валенок Головы мосол между ног Вышиб любовь на заваленку Сапожищем протоптанный кот Довольно колеса белок Аркане шею тянуть Над отопленном спермой
Каждый утро воробушек глазиком крышу Через стекло пластику, перышки, солнце грей; Только одно правую ногу камере истолочь. Солнце, ныне исповедуй, содеянных грех о голень
Терпкие часы окаменелой ночи, Ладони олные горчайших из утрат, И хриплое протянутое к двери, Оглохшей болью замерзшему замку. Грядущий день шершавой черепахой, И торопливый
Гнусавые шлепки пятнистыя лохмотья до судорого знакомое движенье людей а переулок пахнет прогорклой рвотью шаги мои кладут вчерашнюю постель и даже зеркало все та
Черный рубин изрубленой муки Косяку головы прошил. Подъезд твой тянет монашком Клавишу ступеней вверх, Не могут собачьи вериги Рот раскрыть дверей. Молится лестница стоя,
Нас все еще трое, Я жду терпеливой ведьмой, Над желтым колесом блещу передним зубом, Липнет и густеет зелье, Веточки хрустят обугленным сухарик, И третий
Оброни ломоть покоя Твоего голубого стола, Станет легче бродить желтой, Пить ручьи на земле. Еще одну лампочку в белом снегу, Пусть стоит на карауле,
Вашей маленькой головка светлей, Откололся уголь-угол смычка, Тельцу заранено плашмягко прессом, Бессвязную ниточку – елку Рождества. Целые картонажики зыбких словечек, Тоненький пружинка-блики голосов. Ты
На синих скул уснули лапик складочки, Желчь изожгла гортань придушенная охрой, Здесь каменная соль мужских сладчайших слез, Квадратом топора горбатое молчанье Мой ветхий друг,
Двадцать четыре паскудий тупоумье бабьих не выполаскать мне только я Хебеб желтогрудая день ночь золоту свою головы мозгов хлопья тюря скок вскользь вдоль ушей
О крестьянских неверующих, На четвереньках к хозяину, О пыльных репейниках Запутанных в веничках, О клещах лесных, Присоской на замшевом ухе И о седой корочке
О как безрадостен, как скуден вечер О как лицо тревожное сберечь В растрепанной гряде Моих раскосых дней. Ах, сохнет кровь, Спадает ветхою перчаткой кожа,
Ласкаю кольцами город, Душу жимают кулак, А встречных желт подбородок, Панатлонах болтает па. Глазами лезу лестницу, Сретенье лыбьих домов, И памят стынет навесом Набухшие
Сопо китайский домику Людей опенково банк Лягаш гуляще застегнутый Христос Грузинов Иван Хорда плечо близоруко Взмет лица меня прочь Сердцу укушена мукой Карей повидла
Ночей тяжелый черный белок, Узких плечиков крестик Сладко душно одной нести В этот пасхальный пахнущий Звоном и творогом вечер, О встречи жаркие, как боль,
От борозд пепла запальных щек от завязок защупных морщин правой глаза старость слезой подбородком качает вниз и от рук зализанных шлюхами дротики сердца дробики
Только лунные бусы нанижем На хромой лапку сентябрьских наших вечеров, Воем пал на язык булыжник, Облыселому камешек имя твое, Распускают пальцы наметку Ночных ноток