Вы, забежав вперед, не стали ближе!.. Я улыбнулась?.. Вы тут не при чем!.. Пустой вопрос: «Когда я вас увижу?» лишь краем оцарапал мне плечо.
Стихотворения поэта Хлебникова Марина Сергеевна
Муза. Тайное венчанье. Озарения. Находки. Час вечерний — чашка чая, чайник водки. Чушь, чугунное начало. Чирьи. Признаки чахотки. Час вечерний — чашка чая. чайник
Только улыбка — ни боли, ни пота, ни слез! Только улыбка — под аплодисментов наркоз. Только улыбка — хоть впору висеть на кресте! Только
Кто идет за тобой — человек или тень?.. Старый пес на больных подагрических лапах?.. Или это тревожит отравленный запах, ветерок от акаций, досужая лень,
Топография страсти — под выемкой смуглых ключиц бьется темным ключом подключичная вена… Авиценна! Исписаны сотни страниц, но газели не лечат, а зелья не выдумал
Мелкой гальки шуршанье. Залива синий язык… Амфор души темны, как душа человечья — Родовое начало, ручей, золотой родник — Иллиада, всея златоустых певцов предтеча…
В прохладе Хлебной гавани, Вдали от дач Рено, Где шкиперы усталые Пьют критское вино, Где воздух пахнет пристанью, Корицей и смолой, И гальками —
Еще не доросла до пониманья истин, уже не дорасту до счастья мятежа, до схимы, до вериг, до книг Агаты Кристи, но — Господи спаси!
Не мелкой Балтики дитя — селедочной и янтарной, не дочь дождя, кропящего дюны, юная, как рассвет над Тавридой, с волосами и кожей цвета сарматской
Мой каждый шаг — находки и потери: то лезу вверх, то вниз слетаю с круч. А за спиной захлопывают двери и в темноту выбрасывают
Я часто думаю, хоть это и не ново, А надо ли друг к другу привыкать, Чтобы потом друг другом помыкать, В потоке слов свое
Сосны, как стрелы вонзились в песок, с Балтики ветер несется к заливу — море на берег готовит бросок, пенные шапки взметнув неигриво. Люди без
Мне бы жить, но неправильно падает свет, тень ложится на лист из-под правого локтя… Мне бы жить, но за стенкой гуляет сосед — обмывает
Пустейшая из жен! Нежнейшая! Твой муж иным смешон: он гейшею опутанный стократ, друзьями прошенный, но этих темных врат не бросивший! Подруга в болтовне и
Глядит верблюд брезгливо на своего погонщика — убогое двуногое, ни одного горба! Погонщик тоже кривится — ну, что за морда глупая? Как будто молью
Не под сенью парнасских олив возлежу — это все разговоры, я — тот камень, с которым Сизиф обречен подниматься на гору, Я сама этот
Мы иногда скучаем ни о ком, И никому лениво ставим свечи, Но вдруг спокойно дотлевавший вечер Взрывается горластым петухом: А просто так! И просто
Мне не вспомнить лица твоего: только сомкнутый угол ресниц, пять морщинок, как будто иглой проведенных к виску, только горько — счастливый излом, разделивший страдание
Сели Вася с Ваней, выпили по первой. Обсудили Маню — осудили стервой. Огурец соленый покрошили мелко, под стопарь Алену осмеяли целкой. Третью опрокинув, зажевали
Даже если успеешь зажмуриться, — чтоб не в глаза, даже если успеешь ладонью прикрыть щеку, все равно помешать не сможешь лететь плевку, даже если