Над бурным морем Северным Сражались истребители, Стальные ястреба, В свинцовом ливне веерном — Вы видели? Вы видели?- И глохнула стрельба Над бурным морем Северным.
Стихотворения поэта Зенкевич Михаил Александрович
Просторны, как небо, Поля хлебородные. Всего на потребу! А рыщут голодные С нуждою, с бедою, Просят все — где бы Подали хлеба, Хотя б
Не забыть нам, как когда-то Против здания тюрьмы У ворот военкомата Целый день прощались мы. В Чистополе в поле чистом Целый день белым-бела Злым
Весь день звенит в ушах пронзительный (как скрежет Гвоздей иль грифелей, водимых по стеклу), Высокий, жирный визг свинарника, где режет Кабанщик боровов к пасхальному
Нам, привыкшим на оргиях диких, ночных Пачкать розы и лилии красным вином, Никогда не забыться в мечтах голубых Сном любви, этим вечным, чарующим сном.
Пять материков, пять океанов Дано моей матери, и я пятью Лучезарными зеркалами в душу волью Солнечный ветер млечных туманов. Приниженное искусствами Осязанье, Ты царственней
Подсолнух поздний догорал в полях, И, вкрапленный в сапфировых глубинах, На легком зное нежился размах Поблескивавших крыльев ястребиных. Кладя пределы смертному хотенью, Казалось, то
Когда пред ночью в огненные кольца Оправлен череп, выпитый тоской,- Я вспомню старика народовольца, Привратника на бойне городской. Восторженный, пружинный, как волчок, Всегда с
И теперь, как тогда в июле, Грозовые тучи не мне ль Отливают из града пули, И облачком рвется шрапнель? И земля, от крови сырая,
Их вывели тихо под стук барабана, За час до рассвета, пред радужным днем — И звезды среди голубого тумана Горели холодным огнем. Мелькнули над
Хоть отроческих снов грехи Средь терпких ласк ей не рассказаны, Но с женщиной тайно связаны Струнами зычных мышц стихи. Как в детстве струи жгли
Безумец! Дни твои убоги, А ты ждешь жизни от любви,- Так лучше каторгой в остроге Пустую душу обнови. Какая б ни была утрата, Неси
Вот она, Татарская Россия, Сверху — коммунизм, чуть поскобли… Скулы-желваки, глаза косые, Ширь исколесованной земли. Лучше бы ордой передвигаться, Лучше бы кибитки и гурты,
К светилам в безрассудной вере Все мнишь ты богом возойти, Забыв, что темным нюхом звери Провидят светлые пути. И мудр слизняк, в спираль согнутый,
Ты, смеясь, средь суеты блистала Вороненым золотом волос, Затмевая лоск камней, металла, Яркость мертвенных, тепличных роз. Прислонясь к камину, с грустью острой Я смотрел,
Видел я, как от напрягшейся крови Яростно вскинув трясущийся пах, Звякнув железом, заросшим в ноздрях, Ринулся бык к приведенной корове. Видел, как потная, с
Небо, словно чье-то вымя, В трещины земли сухой Свой полуденный удой Льет струями огневыми. И пока, звеня в ушах, Не закаплет кровь из носа,
Корнями двух клыков и челюстей громадных Оттиснув жидкий мозг в глубь плоской головы, О махайродусы, владели сушей вы В третичные века гигантских травоядных. И
Пришел солдат домой с войны, Глядит: в печи огонь горит, Стол чистой скатертью накрыт, Чрез край квашни текут блины, Да нет хозяйки, нет жены!
Пары сгущая в алый кокон,- Как мудрый огненный паук, Ткет солнце из цветных волокон За шелковистым кругом круг. И тяжким тяготеньем сбиты, И в
Дыханье мощное в жерло трубы лилось, Как будто медное влагалище взывало, Иссохнув и изныв. Трехгодовалый, Его услышавши, взметнулся сонный лось. И долго в сумраке
О темное, утробное родство, Зачем ползешь чудовищным последом За светлым духом, чтоб разумным бредом Вновь ожило все, что в пластах мертво? Земной коры первичные
Пусть там далеко в подкове лагунной Лучезарно стынет Великий Океан И, выгнувши конусом кратер лунный. Потоками пальм истекает вулкан. Цепенеют на пурпуре синие тени,
Вы горечью соли и йодом Насыщали просторы земли, Чтоб ящеры страшным приплодом От мелких существ возросли. На тучных телах облачились В панцирь громоздкий хрящи,
Я вновь верхом в пространствах, взрытых Плугами солнцу и ветрам, И слышу предзакатный гам Грачей прожорливых, несытых. Ржет жеребец, почуя в темных Полях за
В бессоннице ночи, о, как мучительно Пульсируют в изломанном безволием теле — Боксирующих рифм чугунные мячи, Черные в подушках перчаток гантели. За раундом раунд.
Лежал в бреду я и в жару. Мне чудилось, что на пиру Мой череп, спаянный кольцом, Наполнен был цветным вином И белой пеной благовонной
В поднебесье твоего безбурного лица Не я ль на скаку, встряхнув рукавицей, Позволил каменной грудью взвиться Белому соколу с золотого кольца. Конец девичнику и
На кольях, скорчась, мертвецы Оцепенелые чернеют… Пушкин Средь нечистот голодная грызня Собак паршивых. В сутолке базара, Под пыльной, душною чадрою дня, Над темной жилистою
Et le pole attire a lui sa fidele cite Тютчев Этот город бледный, венценосный В скользких и гранитных зеркалах Отразил Владыку силы косной —
Стал прощаться, и в выцветших скорбных глазах, В напряженности всех морщин Затаился у матери старческий страх, Что умрет она позже, чем сын. И губами
Пасхальной ночью у двух проталин Два трупа очнулись и тихо привстали. Двое убитых зимою в боях, Двое отрытых весною в снегах. И долго молчали
Бывают минуты… Как красные птицы Над степью раздольной в лиловом кругу, Махают крылами глухие зарницы В разгульно-кроваво шумящем мозгу Тогда гаснет глаз твоих сумрак
О, прости, о прости меня, моя Беатриче Без твоего светоносного тела впереди Я обуздывал тьму первозданных величий, Заколял, как на вертеле, сердце в груди.
Твой сон предрассветный сладок, И дразнит дерзкого меня Намеками прозрачных складок Чуть дышащая простыня. Но, недотрога, ты свернулась Под стать мимозе иль ежу, На
Эй, други, нынче в оба Смотрите до зари: Некрашеных три гроба Недаром припасли, Помучайтесь немножко, Не спите ночь одну. Смотрите, как в окошко Рукой
Тягостны бескрасные дни. Для мужчины — охотника и воина Сладостна искони Не стервятина, а убоина. Но крепит душа сомкнувшуюся глубь, Погружая раскаленную оболочку в
Который год мечтаю втихомолку — Сменить на книжный шкаф простую полку И сборники стихов переплести. О, Муза, дерзкую мечту прости! Маячат деньги, пролетая мимо.
Ночь такая, как будто на лодке Золотистым сияньем весла Одесситка, южанка в пилотке, К Ланжерону меня довезла. И встает ураганной завесой, Чтоб насильник его
О ящеры-гиганты, не бесследно Вы — детища подводной темноты — По отмелям, сверкая кожей медной, Проволокли громоздкие хвосты! Истлело семя, скрытое в скорлупы Чудовищных,
Пред десятками загонов пурпурные души Из вскрытых артерий увлажняли зной. Молодцы, окончив разделку туши, Выходили из сараев за очередной. Тянули веревкой осовелую скотину, Кровавыми
О мать Земля! Ты в сонме солнц блестела, Пред алтарем смыкаясь с ними в круг, Но струпьями, как Иову, недуг Тебе изрыл божественное тело.
И у тигра есть камышовое логово, И он, усталый от ночных охот, Налакомившийся сладким мясом двуногого, Залезая, языком кровавым лизнет Проснувшийся, кинувшийся к матери
Живут стихи, которые с трибуны Бросают гулко громовой раскат. От их порыва, как в грозу буруны, Рукоплескания толпы гремят. Живут стихи, которые с эстрады
Поэт, зачем ты старое вино Переливаешь в новые меха? Все это сказано уже давно И рифмою не обновишь стиха. Стары все излияния твои, И
Товарищи артиллеристы, Что прочитать я вам могу? Орудий ваших гул басистый — Гроза смертельная врагу. Кто здесь в землянке заночует, Тот теплоту родной земли
Я помню, как девушка и тигр шаги На арене сближали и, зарницы безмолвнее, В глаза, где от золота не видно ни зги, Кралась от
Вповалку на полу уснули Под орудийный гневный гром. Проснулись рано в том же гуле Раскатно-взрывчатом, тугом. Я из землянки утром вышел Навстречу серому деньку
Взмывают без усталости Стальные тросы жил,- Так покидай без жалости Места, в которых жил. Земля кружится в ярости И ты не тот, что был,-
Землю делите на части, Кровью из свежих ран, Въедчивой краской красьте Карты различных стран. Ненависть ложью взаимной В сердце народов раздув, Пойте свирепые гимны