И зимой, и осенью, и летом, и сегодня так же, как вчера, к бабе Тоне ходят за советом женщины огромного двора. Я у ней
Стихотворения поэта Агашина Маргарита Константиновна
Вот и август уже за плечами. Стынет Волга. Свежеют ветра. Это тихой и светлой печали, это наших раздумий пора. Август. Озими чистые всходы и
В свой срок – не поздно и не рано – придет зима, замрет земля. И ты к Мамаеву кургану придешь второго февраля. И там,
Люди ли так захотели, вздумалось ли февралю — только заносят метели все, что я в жизни люблю. Только шагни за ворота — вот они,
Непостижимые слова, что баба любит быть несчастной, что баба — муками жива. И не скупилась на ухабы дорога долгая моя, чтобы не раз обычной
Тише, годы! Все-то в сердце свято. Тяжело и радостно — двоим. Вы похожи на того солдата, мною нареченного моим. Все смешалось. Ландыш шевельнулся на
В сентябре на тропки густо листья пестрые легли. Сентябри в народе грустно бабьим летом нарекли. Только что ж это такое: лишь машины замолчат, до
Выйду к речке, тонкой веткой хрустну, оборву тенет тугую нить. Осенью всегда бывает грустно, даже если не о чем грустить. Подойду к красавице рябине,
А где мне взять такую песню — и о любви, и о судьбе, и чтоб никто не догадался, что эта песня — о тебе?
То ли буря, то ли вьюга снегу в косы намела… — Ну, подруга! — Что, подруга? Вся ли молодость ушла? Вся ли в поле
Когда, чеканный шаг равняя, идут солдаты на парад — я замираю, вспоминая, что был на свете мой солдат. …Война. И враг под Сталинградом. И
Всего-то горя – бабья доля! …А из вагонного окна: сосна в снегу, былинка в поле, береза белая – одна. Одна тропинка – повернулась, ушла
Всегда – встречая, провожая – и ты был прав, и я права. А возле нас жила чужая, на все способная молва. Бывало так: беда
Вот и поезд. Вспыхнул ярким светом, обогнул знакомый поворот. Заслоню спасительным букетом горько улыбающийся рот. Ты ведь тоже спрячешься в букете. Ведь, глаза цветами
Вспыхнула алая зорька. Травы склонились у ног. Ах, как тревожно и горько пахнет степной полынок! Тихое время заката в Волгу спустило крыло… Ах вы,
Не потому, что я за все в ответе, не оттого, что я во всем права, но все, что ни случается на свете, на свой
Может быть, забудется и это: как, проклятым полымем паля, жгло хлеба засушливое лето, и от боли трескалась земля. Как в домах – больным, по
Ты тоже родился в России — краю полевом и лесном. У нас в каждой песне — береза, береза — под каждым окном. На каждой
Я по утрам, как все, встаю. Но как же мне вставать не хочется! Не от забот я устаю – я устаю от одиночества. Я
Ладно. Выживу. Не первая! …А когда невмоготу, все свои надежды верные в сотый раз пересочту. Все-то боли годы вылечат, горе – в песню унесут.
На огромной клумбе у вокзала, ветром наклоненная к земле, поздняя ромашка замерзала, трепеща на высохшем стебле. Выгибала тоненькое тело и сопротивлялась, как могла. Словно
Тревогой, болью и любовью, и светлой радостью горя, сияла роща Притамбовья посередине сентября. Она сияла, трепетала над коченеющим жнивьем… Так вот чего мне не
Рябина! Чья же ты судьбина? В кого красна и высока? Увидишь, выдохнешь: — Рябина… Не сразу вспомнишь, как горька. Уже и речка леденеет. И
Бывают в жизни глупые обиды: не спишь из-за какой-то чепухи. Ко мне пришел довольно скромный с виду парнишка, сочиняющий стихи. Он мне сказал, должно
Дверь подъезда распахнулась строго, Не спеша захлопнулась опять… И стоит у школьного порога Юркина заплаканная мать. До дому дойдет, платок развяжет, оглядится медленно вокруг.
Темный пасмурный день, ясный день голубой – каждый день человек недоволен собой. Сеет хлеб. Изменяет течение рек. И опять – недоволен собой человек. У
Я об этом не жалею и потом жалеть не буду, что пришла я первой к пруду, что поверила тебе я. Тонко-тонко, гибко-гибко никнут ветлы
Четверть века назад отгремели бои. Отболели, отмаялись раны твои. Но, далекому мужеству верность храня, ты стоишь и молчишь у святого огня. Ты же выжил,
Что было, то было: закат заалел… Сама полюбила — никто не велел. Подруг не ругаю, родных не корю. В тепле замерзаю и в стужу
Справилась и с этой трудной ношей воля непонятная моя. Вот опять о том, что ты — хороший, дочери рассказываю я. Дочка рада! Дочка смотрит
Кого заботы молодили! Кого от боли упасли! Вон сколько ноги исходили, и сколько руки донесли. Вон сколько плакала, и пела, и провожала, и ждала!
Но мне бывает в тягость дружба, когда порой услышу я, что я жила не так, как нужно, — мне говорят мои друзья. Что мало
У скрипучего причала к речке клонится ветла… Словно век не уезжала я из этого села! Только вот дождусь парома, а потом — перевезут, и
Зима, как говорится, злится! Но где-то там, еще вдали, летят серебряные птицы, седые птицы – журавли. Они летят дорогой длинной, путем, не знающим конца.
На предрассветный подоконник легла тяжелая роса. Степной кудряш – медовый донник на подоконник забрался. Ах, степь ты, степь! Переобуюсь, пойду бродить по ковылю. И
Годы, как ласточки, мчатся… Что впереди — не боюсь. С кем только, милый, прощаться в час, когда я соберусь? Выйду ли к Волге с
Когда непросто женщине живется – одна живет, одна растит ребят – и не перебивается, а бьется, — «Мужской характер», — люди говорят. Но почему
Она всех книг моих сильней и людям, стало быть, нужней моих стихов, моих поэм, еще не читана никем. Пусть знаю только я одна, как
Я все еще, не веря, не мигая, на тот перрон негаданный смотрю. Еще есть время. Крикни: — Дорогая… Не говори: — За все благодарю!
Задохнувшийся пылью цветок почему-то забыт на окне. Никогда не узнает никто, что сегодня почудилось мне. Никому не скажу про беду или, может быть, радость
Сядем, что ли. Выпьем, что ли. Друг на друга поглядим. Что такое бабья доля — и о том поговорим. Бабья доля — в чистом
Шуршали сухо листья на бульваре, хрустел ледок октябрьских стылых луж. К моей соседке, молчаливой Варе, осенним утром возвратился муж. Не так, как возвращались в
Я опять убегу! И на том берегу, до которого им не доплыть, буду снова одна до утра, дотемна по некошеным травам бродить. Возле старой
Уже он в травах, по-степному колких, уже над ними трудятся шмели, уже его остывшие осколки по всей земле туристы развезли. И все идет по
Когда бы все, что нам хотелось, вершилось в жизни без труда, с лица земли исчезла б смелость, которой брали города. И если б горькие
На самом шумном перекрестке, у входа в город Сталинград, стоят каштаны и березки и ели стройные стоят. Как ни ищи – ты их не
Я здесь бывала. Все мне здесь знакомо. И все же через грохот заводской меня ведет товарищ из завкома и откровенно сетует с тоской: —
Подари мне платок — голубой лоскуток. И чтоб был по краям золотой завиток. Не в сундук положу — на груди завяжу и, что ты
От березового колышка, от далекого плетня отвязалась речка воложка, докатилась до меня. Вот и гуси сизокрылые, вот и старая ветла… Что ж так поздно,
Шестнадцать строк об октябре – о том, что иней на заре прошел по листьям сединой, о том, что лето за спиной. Шестнадцать строчек о