Глаза любимой не знают грусти, Глаза любимой ведут на бой… Сегодня сердце солнце впустит В свой замок ало-голубой… Когда кончают станки обедни И пыль
Стихотворения поэта Александровский Василий Дмитриевич
Звени, Октябрь, синими снежинками, Пой шелестом знамен в ликующих сердцах, — За черными, тяжелыми поминками Мы будем праздновать свой праздник без конца. Сегодня в
На смуглые ладони площадей Мы каждый день расплескиваем души, Мы каждый день выходим солнце слушать На смуглые ладони площадей… Что горячее: солнце или кровь?
Душа, кричи громче, Ударь по нервам, спящих! — Время — опытный кормчий Правит к высотам горящим. Рви барабан пространство, Дробите камни, ноги, — В
Бешено, Неуемно бешено Колоколом сердце кричит: Старая Русь повешена И мы — ее палачи. Слава солнечной казни, Слава корявым рукам, Кто в себя не
Мы умеем все переносить, — Стискивая зубы, мы годами Пили муть овьюженной Руси Жадными, прозрачными глазами. Шлях и степь. Часовня и курган. Вот что
Твоей душе родней и ближе я В весенний праздник снега таянья. Когда лучатся косы рыжие И нет ни в чем, ни в чем раскаянья..
Горе тем, кто ослепли в огне И завязли в будничной склоке — Никогда не забыть им о звонкой весне, О звенящей весне на Востоке…
Ну да, люди все такие, И я быть таким не стыжусь, — Тот Нью-Йорк любит, этот — Киев, Кто в Америку верит, кто —
Выли гудки бессвязно, Золотом небо цвело. Завод в проулок грязный Уставил морщинистый лоб. Капали капли пота С буро-пепельных крыш, Отдышкой завод узкоротый Томился всю
I. Белое ровное поле, Вешки у длинных дорог; Сердце от грусти и боли Я уберечь не мог. Ветер хохочет и свищет, Снежный колышется звон;
О, какой же пройдоха расторопный Этот ветер, свистящий в уши, Разворачивает снежные копны, Ледяные постройки рушит. От равнины земной до небесной Винтовые лестницы крутит,
Мефистофель, отец мой и брат, Я люблю Тебя страстно и нежно, Наше царство — бунтующий ад, Наше счастье — высоты и бездны. Даже время
Вот кузница при дороге Стоит, как гриб, разбухший под дождем. Кузнец — Игнат. Уже старик. Безногий, Дрожащий над ухватом и гвоздем. Глаза белесые. В
Колеблющийся голос не похож На прежний голос. Смотрит дикой серной. И сердце глухо, точно ржавый нож Тупым концом стучит неравномерно. Как страшно здесь! И
Я стихами по горло сыт, Очертели мне лунные ночи, Пусть болотом всосет меня быт, — Быт крестьянина и рабочего. Брошу сердце тяжелой гирей В
Сколько счастья и путаницы, Я какой-то расколотый весь, — Синь полей — моя вечная спутница, Рев машин — колыбельная песнь. Полевые туманы и улицы,
Да, такие бывают напасти, Что на сердце ложатся как ночь, — У веселой уборщицы Насти Умерла в понедельник дочь. Я частенько захаживал к Вере
Разговаривали в сумерках колеса Дребезжащих нумерованных телег; Ты ушла в туман синеволосый Хоронить застенчивый смех. Паровозов удушливые всхлипы Не скребли уж душу тоской, И
Я выпил сотни солнц. И все мне мало, Все мало мне. Но сердце не грустит, Я никогда не рассыпаю жалоб По пыльному и долгому