А. Скрябину Thine are these orbs of light and shade Tennyson* В рассветную пору, Сулившую ведро, Отцветшей, далекой весной, Беспечно и бодро — По
Стихотворения поэта Балтрушайтис Юргис Казимирович
Tuba mirum spargens sonum Per sepulchra regionum. Памяти Н. Л. Тарасова В снежной пустыне, при бледной луне, Мечется Витязь на белом коне… Скачет с
Мой тайный сад, мой тихий сад Обвеян бурей, помнит град… В нем знает каждый малый лист Пустынных вихрей вой и свист… Завет Садовника храня,
A Jiovanni Papini* В полдневный час, целуя алчно землю, С молитвенной и трепетной тоской Я славлю мир, и жребий свой приемлю, И всякий дом,
Предвижу разумом крушенье Всех снов — солгавший мир в пыли! И вновь предчувствую свершенье Всех тайных чаяний земли… Пусть смешан пепел с каждым жаром,
Забвенья, забвенья! Всей малости крова! Всей скудной, всей жалкой отрады людской — Усталым от дали пути рокового, Бездомным, измученным звездной тоской! Мгновенья покоя средь
Аминь! Аминь! Закончен круг дневной, Наш малый круг… Почил и звон и гул борьбы земной, И серп и плуг… Скудеет в небе светлая лазурь,
Как Молот, вскинутый судьбой, Ночных часов пустынный бой Поет, что будет новый день, Иной рассвет, иная тень… Но Тот, Кто мигам бег судил, Их
Мысль в разлуке с вещим сном… Сердце — в сумраке ночном… Дождь пустынный за окном… Свист за дверью, вой в трубе… Век прожив в
Кто мерой мига сердце мерит И тайный жребий смертных дней, Тот горько слеп, тот в жизнь не верит, Тот в ней — как тень
Из лунных снов я тку свой зыбкий миг, Невольник грез, пустынник душ моих… И в лунных далях близится межа, Где молкнет гул дневного мятежа…
По высям снегами Увенчанных гор, Как в радостном храме, Блуждает мой взор… По склонам их вечным, С межи на межу, С напевом беспечным Я
Стучись, упорствуя, Кирка, В глухую грудь земли, пока Не зацветут тебе века… Пусть горек, сир и мал твой труд, Но есть у грани тайных
У людской дороги, в темный прах и ил, В жажде сева Вечный тайну заронил… И вскрываясь в яви, как светает мгла, Острый листик травка
Люблю средь леса, в час осенний, Под грустный шум, Внимать волнению и пени Пустынных дум… Распались замки, тлеют своды В глухом огне, Чей тонкий
Брось свой кров, очаг свой малый, Сон в тоскующей груди, И громады скал на скалы В высь немую громозди… Божий мир еще не создан,
Весна не помнит осени дождливой… Опять шумит веселая волна, С холма на холм взбегая торопливо, В стоцветной пене вся озарена… Здесь лист плетет, там
Как привольно, протяжно и влажно Одинокие волны поют… Как таинственно, плавно и важно, Чуть белея, их гребни встают… Божий шум так ласкающе ровен, Божья
А. Скрябину Все, что трепещет иль дремлет В тайном кругу бытия, Строго от века объемлет Мера моя. Слитность и вздох одинокий, Колос и цвет
Истекает срок за сроком, Гнется стебель, меркнет цвет — Пена, взрытая потоком Устремленных в вечность лет… В смене тени и сверканья Дышит время, миг