Фарман, иль Райт, иль кто б ты ни был! Спеши! настал последний час! Корабль исканий в гавань прибыл, Просторы неба манят нас! Над поколением
Стихотворения поэта Брюсов Валерий Яковлевич
Монетой, плохо отчеканенной, Луна над трубами повешена, Где в высоте, чуть нарумяненной, С помадой алой сажа смешана. Стоят рядами вертикальными Домов неровные зазубрины, По
Как царственно в разрушенном Мемфисе, Когда луна, тысячелетий глаз, Глядит печально из померкшей выси На город, на развалины, на нас. Ленивый Нил плывет, как
На позлащенной колеснице Она свергает столу с плеч И над детьми, безумной жрицей, Возносит изощренный меч. Узду грызущие драконы, Взметая крылья, рвутся ввысь; Сверкнул
Сдвинь плотно, память, жалюзи! Миг, стань как даль! как мир — уют! Вот — майский день; над Жювизи Бипланы первые планируют. Еще! Сквозь книги
Белая роза дышала на тонком стебле. Девушка вензель чертила на зимнем стекле. Голуби реяли смутно сквозь призрачный снег. Грезы томили все утро предчувствием нег.
Вам, удаленным и чуждым, но близким и милым. Вам эти строфы, любимцы отринутых дней! В зеркало месяц виденья бросает Людмилам, С бледным туманом слита
Борьба не тихнет. В каждом доме Стоит кровавая мечта, И ждем мы в тягостной истоме Столбцов газетного листа. В глухих степях, под небом хмурым,
Желтым шелком, желтым шелком По атласу голубому Шьют невидимые руки. К горизонту золотому Ярко-пламенным осколком Сходит солнце в час разлуки. Тканью празднично-пурпурной Убирает кто-то
Из Пролога Начинается песня недлинная, О Петре, великом разбойнике. Был тот Петр разбойником тридцать лет, Меж товарищей почитался набольшим, Грабил поезда купецкие, Делывал дела
Я сознаю, что постепенно Душа истаивает. Мгла Ложится в ней. Но, неизменно, Мечта свободная — светла! Бывало, жизнь мутили страсти, Как черный вихрь морскую
От Альп неподвижных до Па-де-Кале Как будто дорога бежит по земле; Протянута лентой бесцветной и плоской, Прорезала Францию узкой полоской. Все мертво на ней:
Будь меж святынь в веках помянута Ты, ныне льющаяся кровь! Рукой властительной протянута Нам чаша испытаний вновь. Она не скоро опорожнится, Струясь потоком с
Поблек предзакатный румянец. На нитях серебряно-тонких Жемчужные звезды повисли, Внизу — ожерелье огней, И пляшут вечерние мысли Размеренно-радостный танец Среди еле слышных и звонких
Женщина, безумная гордячка! Мне понятен каждый ваш намек, Белая весенняя горячка Всеми гневами звенящих строк! Все слова — как ненависти жала, Все слова —
Умeршим мир! Пусть спят в покое В немой и черной тишине. Над нами солнце золотое, Пред нами волны — все в огне. Умершим мир!
Нет, я люблю тебя не яростной любовью, Вскипающей, как ключ в безбрежности морской, Не буду мстить тебе стальным огнем и кровью, Не буду ждать
Хорошо одному у окна! Небо кажется вновь голубым. И для взоров обычна луна, И сплетает опять тишина Вдохновенье с раздумьем святым. И гирлянду пылающих
Немецкая гравюра XVI века К р е с т ь я н и н Эй, старик! чего у плуга Ты стоишь, глядишь в мечты?
Мечты о померкшем, мечты о былом, К чему вы теперь? Неужели С венком флердоранжа, с венчальным венком, Сплели стебельки иммортели? Мечты о померкшем, мечты