Чья походка, как шелест дремотной травы на заре? Зирэ. Кто скрывает смущенье и смех в пестротканой чадре? Зирэ. Кто сверкает глазами, как хитрая змейка
Стихотворения поэта Черный Александр Михайлович
Кто любит прачку, кто любит маркизу, У каждого свой дурман,- А я люблю консьержкину Лизу, У нас — осенний роман. Пусть Лиза в квартале
Жестокий бог литературы! Давно тебе я не служил: Ленился, думал, спал и жил,- Забыл журнальные фигуры, Интриг и купли кислый ил, Молчанья боль, и
(Полька) Левой, правой, кучерявый, Что ты ерзаешь, как черт? Угощение на славу, Музыканты — первый сорт. Вот смотри: Раз, два, три. Прыгай, дрыгай до
«Проклятые» вопросы, Как дым от папиросы, Рассеялись во мгле. Пришла Проблема Пола, Румяная фефела, И ржет навеселе. Заерзали старушки, Юнцы и дамы-душки И прочий
1 Пехотный Вологодский полк Прислал наряд оркестра. Сыч-капельмейстер, сивый волк, Был опытный маэстро. Собрались рядом с залой в класс, Чтоб рокот труб был глуше.
И мы когда-то, как Тиль-Тиль, Неслись за Синей птицей! Когда нам вставили фитиль — Мы увлеклись синицей. Мы шли за нею много миль —
Тех, кто страдает гордо и угрюмо, Не видим мы на наших площадях: Задавлены случайною работой Таятся по мансардам и молчат… Не спекулируют, не пишут
Наши предки лезли в клети И шептались там не раз: «Туго, братцы… видно, дети Будут жить вольготней нас». Дети выросли. И эти Лезли в
В воде декламирует жаба, Спят груши вдоль лона пруда. Над шапкой зеленого граба Топорщатся прутья гнезда. Там аисты, милые птицы, Семейство серьезных жильцов… Торчат
Середина мая и деревья голы… Словно Третья Дума делала весну! В зеркало смотрю я, злой и невеселый, Смазывая йодом щеку и десну. Кожа облупилась,
Я знаком по последней версии С настроением Англии в Персии И не менее точно знаком С настроеньем поэта Кубышкина, С каждой новой статьей Кочерыжкина
За жирными коровами следуют тощие, за тощими — отсутствие мяса. Гейне По притихшим редакциям, По растерзанным фракциям, По рутинным гостиным, За молчанье себя награждая
Утро. Мутные стекла как бельма, Самовар на столе замолчал. Прочел о визитах Вильгельма И сразу смертельно устал. Шагал от дверей до окошка, Барабанил марш
Однажды в мглу осеннюю, Когда в Париже вывески Грохочут на ветру, Когда жаровни круглые На перекрестках сумрачных Чадят-дымят каштанами, Алея сквозь глазки,- В кавказском
Где газовый завод вздымал крутые трубы, Столбами пламени тревожа вечера,- Там нынче — пепелище. Вдали амфитеатром — Изгибы стен, балконы, ниши, окна, Парижский пестрый
Из палатки вышла дева В васильковой нежной тоге, Подошла к воде, как кошка, Омочила томно ноги И медлительным движеньем Тогу сбросила на гравий,- Я
Прокуроров было слишком много! Кто грехов Твоих не осуждал?.. А теперь, когда темна дорога, И гудит-ревет девятый вал, О Тебе, волнуясь, вспоминаем,- Это все,
Это было в провинции, в страшной глуши. Я имел для души Дантистку с телом белее известки и мела, А для тела — Модистку с
(с натуры) Звание солдата почетно. (Воинский устав) «Всяк солдат слуга престола И защитник от врагов…» Повтори!.. Молчишь, фефела? Не упомнишь восемь слов? Ну, к