Стихотворения поэта Чуев Феликс Иванович

Михаилу Алексееву Когда иду в ночи по набережной Волги и темная вода белеет под луной, я думаю о том, что люди, а не боги

Взлетел я на турник и сделал оборот. Я видел: гниль, труха, я знал — он подведет. И все же стал крутить я «солнышко» на

«Прости меня, мама, я больше не буду», — так просятся эти слова — я снова сегодня скажу их, как будто, как будто ты снова

Меня прожекторные пятна слепят, щекочут, бьют под дых. Стою над залом неприятным в чужой стране, среди чужих. Юнцы, папаши и старушки… Тут только высвети

Я лишился родителей рано и умею почуять вранье, но придумали правду, как рану, про меня и про детство мое те, что клешем мели тротуары,

Гарнизон. Тревога боевая. Бронетранспортеры, тягачи уезжают, город покидая грохотом в разбуженной ночи. И как жесть, над каждым палисадом небо раздирают корабли. Телефон свирепствует с

Если бы все, как нам правильно жить, в томе едином собрать, изложить! Чтоб уместились в книгу одну главные мысли про мир и войну, чтобы

Я иду на обгон, а дорога скользка и разбита, разминуться нельзя — обогнать или встречному в лоб. Лучше тихо плестись и доехать, как все,

Отрешиться от мыслей разных, оторваться от всех затей, в первый раз окунуться в праздник хоть бы на день, как у людей. Тяготят не то

Декабрьский полдень московский, утоптанный, звонкий мороз. Кончается год високосный, и месяц висит, как вопрос. Со мной красногубый могильщик, здоров, как таврический вол. Я выдал

Мне тридцать три. Да, возраст мой таков как середина лета золотая. «Смотри — распнут!» — заметил Михалков, наверно, знает, как это бывает. А я

Истерзанная, снежная земля. Мои отцы, мои учителя не говорили: «Родину люби», — а просто жили, подвиг совершили. Страны незарубцованные были срослись со мной —

История семьи моей закалена историей страны, как бурями волна. Мой дед в селе на трактор первым сел, потом, в тридцатых, тоже первым «сел». Когда

Простясь с любимой, сделай ей добро, такой подарок, чтобы не узнала, что это ты. Пусть светится пестро пред нею мир, который был так мало

День промчался — не возвратить, но и завтра не за горами. Если мы перестанем пить, перестанут закусывать нами. Мы узнаем свои права, прочитаем стихи

Вл. Солоухину Я был во сне. Я жил в Париже. Хочу поверить: наяву плыву к нему, но сон приближу — увижу, что не доплыву.

Я вырос без ласк, без привета, не знал я ни смеха, ни слез, и только колючему ветру меня целовать довелось. А вы говорите —

Сорок женщин говорили мне «люблю», двадцати из них я то же говорил, сорок образов я в памяти леплю, и на большее, пожалуй, хватит сил.

Век! Собираются премьеры и на ротондах короли и обсуждают полумеры успокоения земли. И придает значенье пресса сусальным их коммюнике, и величается прогрессом флажок к

Юрию Бондареву посвящается… Не просто так, не просто так Земли израненное тело В пылу ударов и атак Горело, мучилось, терпело. И вы солдат, и