Я как сокровище на памяти моей Сберег прошедшее: надежды прежних дней, Желанья, радости, мелькавшие когда-то, Все, все мне дорого и все доселе свято. Я
Стихотворения поэта Дуров Сергей Федорович
Бывают дни в году, когда в душе у нас Печали новые родятся каждый час, Когда нога скользит; когда нам все на свете Является глазам
Люблю я искренно соседа… Он каждый день в мою нору, Приходит утром, до обеда, Потом заходит ввечеру. Неистощимые рассказы Всегда готовы у него: Про
Жаркое чувство любви не надолго в душе остается: Только что вспыхнет оно и угаснет сейчас же. Но пепел Этого чувства души возрождает в нас
«Сладко-пленительный край, орошенный волною гермесской, Град, на златистых холмах возвышающий зданья, любимец Гордой Юноны, где все тайной и древностью дышит — Кумы — приветствую
Нигде, ни в ком любви не обретая, Мучительным сомнением томим, Я умолял, чтоб истина святая Представилась хоть раз очам моим. И вечером, как сходит
Зачем забвенья не дано Сердцам, алкающим забвенья, Зачем нам помнить суждено Ошибки наши и волненья?.. Зачем прошедшее, от нас На быстрых крыльях улетевши. Не
В долине вечерний играл ветерок… Роскошное солнце — небесный цветок, Мешая разлиться таинственной — мгле, На западе тихо склонилось к земле. А тут, недалеко,
Однажды Атласу сказали долины: «Взгляни на цветущие наши равнины, Куда ранним утром и поздней зарей Девицы приходят играть меж собой. К ногам нашим нежно
A dream which is not all a dream. «Darkness». I Жизнь двойственна: наш сон, как жизнь, имеет Свой дивный мир. Его напрасно люди Зовут
Parcius iunctas quatitmt fenestras. Реже у окон твоих молодежь собирается. Реже Шумный их говор тебя пробуждает от сладкой дремоты. Дверь покорилась замку; а бывало,
Есть существа, которые от детства Мечты свои, надежды и желанья Кидают на ветер. Ничтожный случай Владеет их судьбой. Они стремятся, Куда глаза глядят, не
О горькая бедность! Ты, взявшая с искони века В свое обладанье Из божиих рук человека, — Губительный призрак, Играющий жертвой бессильной, От дней колыбельных
Земля кремнистая, холодная, скупая, Где, пот и кровь свою обильно проливая, Из одного куска насущного весь век В трудах и горестях томится человек; Где
В зеленой дубраве, в глуши, под травою На утре явился цветок; Но к вечеру был он притоптан грозою, А к новому утру поблек. И
Небо чисто после бури, — Только там, на дне лазури, Чуть заметна и бледна, Тучка легкая видна… От родной семьи изгнанник, Ты куда несешься,
Сынок отважного бойца, Малютка милый, шаловливый, Не тронь оружие отца: Оно опасно, хоть красиво. Пускай блестит, пускай звенит — Не обращай на то вниманья.
С тайной, тяжелой тоской я гляжу на тебя, мое сердце! Что тебя ждет впереди? — Кукла, которая будет Тешить сначала тебя, а потом эта
Когда порой дитя появится меж нами, С своими светлыми, как ясный день, очами И с милою усмешкой на устах, Невольно на челе расходятся морщины,
Не насмехайтеся над падшею женой! Кто знает, что она изведала душой. Кто может разгадать ее страданий повесть В те дни священные, как в ней
Как больно видеть мне повсюду свою горесть, Читать всегда, читать одну и ту же повесть, Глядеть на небеса и видеть тучи в них, Морщины
Ты видишь эту ветвь; побитая грозою, Она безжизненна. Но подожди, с весною. Как только к нам придет июньская пора, Ее засохшая и черная кора,
Когда я последний цехин промотал И мне изменила невеста — Лукавый далмат мне с усмешкой сказал: «Пойдем-ка в приморское место. Там много красавиц в
С горячим участьем гляжу на тебя я, ребенок! Как взгляд твой приветлив, как голос твой мягок и звонок, Как каждое слово мне в грудь
Когда пустынник Иоанн, Окрепнув сердцем в жизни строгой, Пришел крестить на Иордан Во имя истинного Бога, Народ толпой со всех сторон Бежал, ища с
Когда трагический актер. Увлекшись гением поэта, Выходит дерзко на позор В мишурной мантии Гамлета, — Толпа, любя обман пустой, Гордяся мнимым состраданьем. Готова ложь
Ваш жребий пал! Счастливая пора Для вас прошла… Вы кинули игрушки… Не тешат вас пустые погремушки, Которые с утра и до утра Вас тешили
У каждого есть горе; но от братьев Мы скрыть его стараемся улыбкой, Притянутой нарочно. Мы жалеем Одних себя, — и с завистью глядим На
В светлой обители Вместе родилися — Горе тяжелое О легкою радостью. Боги им не дали. Равного жребия. Радость взяла себе Яркие крылышки; Горе без
В июне сладостном, когда потухнет день, Клубами аромат летит в долине злачной; Мы спим, но слышим все и видим все сквозь тень, Над нами
«У меня,- сказало море,- На моем глубоком дне, Много раковин чудесных, Много светлых жемчугов». «У меня,- сказало небо,- В недоступной вышине, Утром — солнце,
Я думаю: на что облокотиться? На что теперь осталося взглянуть? К чему душой и сердцем приютиться? Чем вылечить мою больную грудь? Над головой златое
Нежданно настает день горький для поэта, Когда он чувствует, что опытность и лета Тяжелым бременем лежат уже на нем. Проснувшись поутру, он думает о
Куда ни посмотришь — повсюду, Всегда видишь грустные лица: Не встретишь веселой улыбки, Веселого взгляда не встретишь… Захочешь ли вслушаться в речи, Летучие речи
И плакать хочется, и хочется смеяться, Как вспомнишь о былом: Как можно было мне так горько ошибаться В самом себе, и в людях, и
В нас воля разума слаба, Желанья наши своевольны; Что б ни сулила нам судьба, Всегда мы ею недовольны. Нам новизны давай для глаз, Давай
Блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное. Европа движется… Над ней Громады черных туч нависли. Там жизнь всецело у людей Обречена труду и
Ночь черным покровом лежала кругом; Я с Германом по лесу мчался верхом, Куда и зачем? Мы не знали… На небе скользила гряда облаков, А
Добро бы жить, как надо, — человеком! И радостно глядеть на свой народ, Как, в уровень с наукою и веком, Он, полный сил, что
Когда из глубины души моей больной Печаль появится во взоре, Не бойся за меня, бесценный ангел мой. Не спрашивай меня о горе. Мои страдания
Ou ma tu? — Je n’en sals rien… О родного дерева отпадший, На волю преданный грозам, Окажи, листок полуувядший, Куда летишь? — Не знаю
Люблю, облокотясь на скалу Аюдага, Глядеть, как борется волна с седой волной, Как, вдребезги летя, бунтующая влага Горит алмазами и радугой живой, — Как
Есть люди в памяти моей, Которых видел я когда-то; Судьба меня и тех людей Ничем не связывала свято. Любви не мог я ждать от
Безжалостный отец, безжалостная мать! Затем ли вы мое вскормили детство, Чтоб сыну вашему по смерти передать Один позор и нищету в наследство… О, если
Любовью страстною горит во мне душа. Прийди ко мне, Хромис: взгляни — я хороша: И прелестью лица и легкостию стана, Равняться я могу с
Что в жизни, если мы не любим никого, Когда и нас взамен никто любить не может, Когда в прошедшем мы не видим ничего И