Поэт, забеременев правдой, бежит суеты, и легко хулу забывает и славу, вино и толстуху Марго, что и глуповата и вздорна, и выпить не дура, а все ж — ее, как жену прокурора, не купишь за медную брошь… Забыты прелестные шлюхи, бродяги и ветреный быт, сняв угол у тихой старухи, он перышком вечным скрипит. Он брови высокие хмурит и пишет «Балладу конца», и только веселый окурок дымит на крылечке лица. Помят и нечесан немножко, дырявые туфли в пыли, свернулася преданной кошкой у ног его тень от петли. За окнами средневековье, суконщик стучится к вдове, псы лают и спят колокольни, и блох ищет ветер в листве. Дождишка бренчит по карнизу, старуха трещит на печи, за стенкой утих телевизор, кончается тело свечи… Я тоже прожил переменчиво, родство ощущая вне зла: к березе, к собаке и к женщине, а все остальное — зола! Худой и голодный, как шпага, держись до конца, старина — великая это отвага быть честным во все времена. 1959
(1 votes, average: 5,00 out of 5)