Все знаю, что будет. Все помню точь-в-точь Как древо познанья раскинется ночь. Коснется твоей и моей головы И высь обозначит гуденьем листвы Мерцаньем прозрачных
Стихотворения поэта Гампер Г. С
Двенадцатый предел тоски, Вершина, час расплаты, Две стрелки — две моих руки — В одну до хруста сжаты. Не раэомкну, не повторю Весь этот
Эта странная повесть так вписана в будничный быт, В эти блочные стены и эти модерные кресла, Что с трудом понимаешь — ведь это Эллада
Я повторяю, сердце остужая: «Здесь дом чужой и улица чужая, Чужое море под чужой горой, И юноша — совсем не мой герой…» И пыл
Мне снова мила и знакома округа, Деревья на память твержу И, ветреный день принимая как друга, Сама в его качку вхожу. Вхожу, позабыв надоевшие
Восьмиклассник, чудак Голенастый тростник. Все-кружится неймется- Точно-капля дождя, Созревающий миг Все никак не сорвется. А сорвется, Тогда уж пойдет и пойдет- Пункт, параграф, артикул…
Мы в это лето брошены. Молчишь, и я молчу. Мы, как в стручке горошины, Сидим плечо к плечу. Скажу: «Грешно, не велено…» А ты
Ты веселый олень, ты несешься по звонким камням, Перелетная птица, случайно попавшая к нам. Ты ведь помнишь, какими мы были с тобою друзьям Как
О вьючное слово — верблюдик-двугорбый. Мыснова, мы снова В Сахаре и в Гоби. Все дальше, все тише, Ни вскрика, ни всплеска. Ты высказать тщишься
Вот и рухнула, как лавина, Жизни первая половина. и густа еще пыль обвала, Прах былого еще клубится, Оглянуться еще не смею. Только будущее маячит.
День влажен и слоист И полон тайных сил, И падающий лист Полнеба заслонил. Как будто пол-лица Закрыл усталый мим, Чтоб знать не до конца
Шуршали травы и песок, И шарили по небу ветки. Был мир взъерошенный, как стог. Когда под самым темным ветром, Когда лишь силуэт деревни На
На склоне гор и на исходе лета Я задержусь, и вы меня не троньте. Я вижу море розового цвета С зеленой полосой на горизонте
Опять я «пас» в опасном споре, Впросак попавшее дитя. И только жду когда из горя Блаженство высеку шутя. Когда не буду знать предела, Вся
Вечер памяти В Доме писателя. А на сцене Все старые-старые На подбор, Будто дерево к дереву Где-нибудь В золотом заповеднике. В их очках Отразились
Земли и леса черная основа Безлистые, безгласные пути; Я я узнала, сколько весит слово, Которое нельзя произнести. Кого щажу, кого оберегаю, Беззвучными губами шевеля.
Я была снисходительна к Вам, К Вашим тихим скрипучим словам, И кивала в ответ головой, Не вникая в их смысл роковой. А когда от
Прошвырнусь-ка я, тоску свою Развею, Эх, под зонтиком японским По Бродвею… По Бродвею, по проспекту, По шоссейке. Посижу, па свежеетруганной Скамейке, Повздыхаю, повдыхаю Ароматы
Мы не стареем — Мы перестаем Страдать, И ликовать, и ошибаться. Перестаем Писать стихи ночами, Влюбляться бестолково, А начинаем С толком, да с умом.
Сказала мне моя земля: Не принимай меня в расчет, И небо вдруг сказало мне: Не принимай меня в расчет. И дом, такой бесспорно мой