Я — красный круг. Я — красный круг. Вокруг меня тревожней снега Неурожай простывших рук Да суховей слепого смеха. К мольбе мольберты неладны. Затылок
Стихотворения поэта Губанов Леонид Георгиевич
Я беру кривоногое лето коня, как горбушку беру, только кончится вздох. Белый пруд твоих рук очень хочет меня, ну а вечер и Бог, ну
В простоволосые дворца Приходишь ты, слепая осень, И зубоскалят топоры, Что все поэты на износе, Что спят полотна без крыльца, Квартиросъемщиками — тени, И
Опять ему дожди выслушивать И ждать Иисуса на коленях. А вы его так верно сушите, Как бред, как жар и как холера. Его, как
Алене Басиловой И грустно так, и спать пора, но громко ходят доктора, крест-накрест ласточки летят, крест-накрест мельницы глядят. В тумане сизого вранья лишь копны
Ты яблочно грустна. Я — тайно даровит. И я теперь узнал, Что осень догорит. Что на святой пирог И шаткость корабля напишет эпилог Промокшая
Я — одноногая река. И мне сама судьба велела Качать зеленые века Паршивый парусник Верлена. Я — мот. Я — ряба. Я — поклон,
Собаки лают — к просьбам, Волчицы воют — к хлебу, А у меня и просек До тех загадок не было. Пожарник пляшет — к
Все будет у меня — и хлеб, и дом, и дождик, что стучит уже отчаянно, как будто некрещеных миллион к крещеным возвращается печально. Заплаканных
У меня волосы — бас До прихода святых верст, И за пазухой вербных глаз — Серебро, серебро слез. По ночам, по ночам — Бах
Владимиру Алейникову Здравствуй, осень, — нотный гроб, Желтый дом моей печали. Умер я — иди свечами. Здравствуй, осень, — новый грот. Если гвозди есть
Перед отъездом белых глаз Смеялись красные рубахи. И пахло ночью и рыбалкой, И я стихотворенье пас, Была пора последних раз Перед отъездом белых глаз.
Церковь не умеет лететь. Не умеет летать церковь с целою пригоршнею музыкальных денег. Ну а я в тебя не умею целиться, и всему виной
Была б жива Цветаева, Пошел бы в ноги кланяться — Пускай она седая бы И в самом ветхом платьице. Понес бы водку белую И
Мне бы только лист и свет, мне бы только свет и лист, неба на семнадцать лет, хлеба на полночный вист. Редких обмороков рвань, рифмой
Скупцы, зловещие подонки, кого вы ставите на полки: какая ложь, какая грязь! Раб после выстрела — есть князь. Что мне в нелепой канители, как
Я с тем еще здоровьем в Христе немного пьяный, я — тень его дороги, но юный или рьяный. Опальными устами прошу посторониться тем буквам,
Ни с того, ни с сего чай забыт, дом забит. Ни с того, ни с сего слякоть волчьих молитв. На ограбленных — ветр. На
Веронике Лашковой Благодарю за то, что я сидел в тюрьме благодарю за то, что шлялся в желтом доме благодарю за то, что жил среди
Погибну ли юнцом и фатом на фанты? Юсуповым кольцом на Гришкины следы? Не верю ни жене, ни мачехе, ни другу В чахоточной стране, где