Стихотворения поэта Гумилев Николай Степанович

Ветла чернела на вершине, Грачи топорщились слегка, В долине неба синей-синей Паслись, как овцы, облака. И ты с покорностью во взоре Сказала: «Влюблена я

Царица — иль, может быть, только печальный ребенок, Она наклонялась над сонно-вздыхающим морем, И стан ее, стройный и гибкий, казался так тонок, Он тайно

По узкой тропинке Я шел, упоенный мечтою своей, И в каждой былинке Горело сияние чьих-то очей. Сплеталися травы И медленно пели и млели цветы,

Как могли мы прежде жить в покое И не ждать ни радостей, ни бед, Не мечтать об огнезаром бое, О рокочущей трубе побед. Как

Если убитому леопарду не опалить немедленно усов, дух его будет преследовать охотника. Абиссинское поверье Колдовством и ворожбою В тишине глухих ночей Леопард, убитый мною,

Из Теофиля Готье Ребенок, с видом герцогини, Голубка, сокола страшней,- Меня не любишь ты, но ныне Я буду у твоих дверей. И там стоять

Мы в аллеях светлых пролетали, Мы летели около воды, Золотые листья опадали В синие и сонные пруды. И причуды, и мечты и думы Поверяла

Я уйду, убегу от тоски, Я назад ни за что не взгляну, Но сжимая руками виски, Я лицом упаду в тишину. И пойду в

Восемь дней от Харрара я вел караван Сквозь Черчерские дикие горы И седых на деревьях стрелял обезьян, Засыпал средь корней сикоморы. На девятую ночь

Пусть будет стих твой гибок, но упруг, Как тополь зеленеющей долины, Как грудь земли, куда вонзился плуг, Как девушка, не знавшая мужчины. Уверенную строгость

Когда из темной бездны жизни Мой гордый дух летел, прозрев, Звучал на похоронной тризне Печально-сладостный напев. И в звуках этого напева, На мраморный склоняясь

Я спал, и смыла пена белая Меня с родного корабля, И в черных водах, помертвелая, Открылась мне моя земля. Она полна конями быстрыми И

Когда я кончу наконец Игру в cache-cache со смертью хмурой, То сделает меня Творец Персидскою миниатюрой. И небо, точно бирюза, И принц, поднявший еле-еле

«Что ты видишь во взоре моем, В этом бледно-мерцающем взоре?» «Я в нем вижу глубокое море С потонувшим большим кораблем. Тот корабль… Величавей, смелее

Гибель близка человечьей породы, Зевс поднимается пылью на них, Рухнут с уступов шумящие воды, Выступят воды из трещин земных. Смерти средь воя, и свиста,

Наплывала тень… Догорал камин, Руки на груди, он стоял один, Неподвижный взор устремляя вдаль, Горько говоря про свою печаль: «Я пробрался в глубь неизвестных

Вот девушка с газельими глазами Выходит замуж за американца, Зачем Колумб Америку открыл?

У меня не живут цветы, Красотой их на миг я обманут, Постоят день-другой и завянут, У меня не живут цветы. Да и птицы здесь

Юный маг в пурпуровом хитоне Говорил нездешние слова, Перед ней, царицей беззаконий, Расточал рубины волшебства. Аромат сжигаемых растений Открывал пространства без границ, Где носились

Нежной, бледной, в пепельной одежде Ты явилась с ласкою очей. Не такой тебя встречал я прежде В трубном вое, в лязганье мечей. Ты казалась

Утро девушки Сон меня сегодня не разнежил, Я проснулась рано поутру И пошла, вдыхая воздух свежий, Посмотреть ручного кенгуру. Он срывал пучки смолистых игол,

Временами, не справясь с тоскою И не в силах смотреть и дышать, Я, глаза закрывая рукою, О тебе начинаю мечтать. Не о девушке тонкой

Старый бродяга в Аддис-Абебе, Покоривший многие племена, Прислал ко мне черного копьеносца С приветом, составленным из моих стихов. Лейтенант, водивший канонерки Под огнем неприятельских

В вечерний час горят огни… Мы этот час из всех приметим, Господь, сойди к молящим детям И злые чары отгони! Я отдыхала у ворот

Я на карте моей под ненужною сеткой Сочиненных для скуки долгот и широт, Замечаю, как что-то чернеющей веткой, Виноградной оброненной веткой ползет. А вокруг

Оглушенная ревом и топотом, Облеченная в пламя и дымы, О тебе, моя Африка, шепотом В небесах говорят серафимы. И твое раскрывая Евангелье, Повесть жизни

М. М. Чичагову Как собака на цепи тяжелой, Тявкает за лесом пулемет, И жужжат шрапнели, словно пчелы, Собирая ярко-красный мед. А «ура» вдали —

Его глаза — подземные озера, Покинутые царские чертоги. Отмечен знаком высшего позора, Он никогда не говорит о Боге. Его уста — пурпуровая рана От

Однообразные мелькают Все с той же болью дни мои, Как будто розы опадают И умирают соловьи. Но и она печальна тоже, Мне приказавшая любовь,

Ромул и Рем взошли на гору, Холм перед ними был дик и нем. Ромул сказал: «Здесь будет город». «Город как солнце»,- ответил Рем. Ромул

Я из дому вышел, когда все спали, Мой спутник скрывался у рва в кустах, Наверно, наутро меня искали, Но было поздно, мы шли в

Неизгладимы, нет, в моей судьбе Твой детский рот и смелый взор девический, Вот почему, мечтая о тебе, Я говорю и думаю ритмически. Я чувствую

На полярных морях и на южных, По изгибам зеленых зыбей, Меж базальтовых скал и жемчужных Шелестят паруса кораблей. Быстрокрылых ведут капитаны, Открыватели новых земель,

Скульптура Кановы Его издавна любят музы, Он юный, светлый, он герой, Он поднял голову Медузы Стальной, стремительной рукой. И не увидит он, конечно, Он,

Очарован соблазнами жизни, Не хочу я растаять во мгле, Не хочу я вернуться к отчизне, К усыпляющей мертвой земле. Пусть высоко на розовой влаге

Ах, иначе в былые года Колдовала земля с небесами, Дива дивные зрелись тогда, Чуда чудные деялись сами… Позабыв Золотую Орду, Пестрый грохот равнины китайской,

Помню ночь и песчаную помню страну И на небе так низко луну. И я помню, что глаз я не мог отвести От ее золотого

Солнце катится, кудри мои золотя, Я срываю цветы, с ветерком говорю. Почему же не счастлив я, словно дитя, Почему не спокоен, подобно царю? На

Там, где похоронен старый маг, Где зияет в мраморе пещера, Мы услышим робкий, тайный шаг, Мы с тобой увидим Люцифера. Подожди, погаснет скучный день,

Кричит победно морская птица Над вольной зыбью волны фиорда. К каким пределам она стремится? О чем ликует она так гордо? Холодный ветер, седая сага

I. Военная Носороги топчут наше дурро, Обезьяны обрывают смоквы, Хуже обезьян и носорогов Белые бродяги итальянцы. Первый флаг забился над Харраром, Это город раса

Под землей есть тайная пещера, Там стоят высокие гробницы, Огненные грезы Люцифера, Там блуждают стройные блудницы. Ты умрешь бесславно иль со славой, Но придет

Да, я знаю, я вам не пара, Я пришел из другой страны, И мне нравится не гитара, А дикарский напев зурны. Не по залам

Законная жена Есть еще вино в глубокой чашке, И на блюде ласточкины гнезда. От начала мира уважает Мандарин законную супругу. Наложница Есть еще вино

I Младой францисканец безмолвно сидит, Объятый бесовским волненьем. Он книгу читает, он в книге чертит, И ум его полон сомненьем. И кажется тесная келья

Нет, ничего не изменилось В природе бедной и простой, Все только дивно озарилось Невыразимой красотой. Такой и явится, наверно, Людская немощная плоть, Когда ее

Еще не раз вы вспомните меня И весь мой мир волнующий и странный, Нелепый мир из песен и огня, Но меж других единый необманный.

За то, что я теперь спокойный И умерла моя свобода, О самой светлой, о самой стройной Со мной беседует природа. В дали, от зноя

Следом за Синдбадом-Мореходом В чуждых странах я сбирал червонцы И блуждал по незнакомым водам, Где, дробясь, пылали блики солнца. Сколько раз я думал о

Прошел патруль, стуча мечами, Дурной монах прокрался к милой. Над островерхими домами Неведомое опочило. Но мы спокойны, мы поспорим Со стражами Господня гнева, И