Кто дни за чтением ведет, Не упражняя в нем рассудка, Схож с тем, кто много ест я пьет В отягощенье лишь желудка.
Стихотворения поэта Илличевский Алексей Дамианович
Хвалите ясный день, как ночь уже настанет; Не прежде славьте жизнь, как смертный час ей грянет.
Век целый сатане служила Ханжина, А кажет вид, что Бог всех чувств ее владетель; Измлада делала прелестным грех она, Под старость — гнусной добродетель.
Ты мог бы участью с стихами Твоими поменяться, Клят! Тебя кто знает, тот бранят; Не знает их никто, и только что мышами Нарушен их
Перед домом и в дверях, Где насыпана солома, Значит, лекаря в гостях, А жильца не будет дома.
Власть красоты, увы! сильнее всех властей: Я глупостью считал гнев Греков, казнь Пергама, Глупцами Гектора, Ахилла и Приама, Гомера ж, певшего их глупость, всех
Клит пишет песенки, а сам, гонимый роком, Живет на чердаке иль в погребу глубоком: От этого-то, знать, и в песенках бедняк, Как погреб, холоден
«Подлихин не бывал у знатных дальше залы, Теперь смотри, как начал жить: К ним приглашается на вечера, на балы…» — Служить?
Приветствую тебя, защитник славный Трои, Восстань, Приамов сын! из сени гробовой: Твой Илион не пал, позднейшие герои Омыли кровию позор кровавый твой. Примером праотца
Купчина прятал сыр, глядит И видит мышь в шкапу: «Постой, он говорит, Управлюсь я с тобой, воровка!» И, Ваську подозвав, впустил к ней; Ваське
Живем с тобою мы друзьями, Хотя и сходно мало в чем: Не спишь ты ночи за стихами, Мы, их читая, спим и днем.
Сурок, известно, спит полгода, Над ним смеялся Человек: «Когда вся бодрствует природа, Не стыдно ль спать тебе весь век?» Сурок в ответ: «Я сплю,
Трех коз украли у меня; Пойман вор и повинился; Я с жалобою в суд явился, И дело о козах, оно яснее дня. А ты,
Сын маленький с отцом плыл в лодке по реке, И видя, как брега скрывались вдалеке: «Гладите, батюшка! — вскричал, — земля уходит, Вон лес
О Феб! сокрой свои лучи, Да погрузится в мрак натура, И мне с Темирою, в таинственной ночи, Зажжется пламенник Амура. О если б мог
Нет, нынче пользовать охоту отобьют; Лечи, хоть не лечи, ни гроша не дают: Вот Зельского жена (всю правду обнаружа, Вам дело вкратце опишу) Мне
Скажу ли путное, а старина седая: «Не трогай моего, мысль эта не твоя». — Мне что за надобность? проказница какая! Ведь не моя ж
Родится человек, умрет, Умрет и больше не родится. Что прошлого желать, грядущего страшиться? Вчера прошло и не придет, Дождемся ль завтраго? Сей день нам
Оставя кредиторов полк, Дамон скончался в прошлом годе; Один он только отдал долг, То есть последний долг природе.
Светильником наук мрак озарив России, Не преплывая вод, он новый край открыл И, песнь об Игоре прияв из дланей Клии, Потомству русского Гомера подарил.
В лес не ходить, когда волков бояться, Ни на войну, когда бояться ран, Ни по судам, когда беречь карман, Ни в модный свет, коль
Сбирался Клим было в дорогу, Вдруг слышу: захворал и душу отдал Богу; Возможно ли? а я и верить не хотел, Чтоб душу он имел.
Невинности златые годы! Любви непокупной куда вы скрылись дни? Тогда любовников расходы Считались — нежности и ласки лишь одни. Теперь уже не то, и
«У вас, мне помнится, я видел обезьяну?» — Помилуйте, когда? — «Припоминать не стану; Довольно вам, она С седою моською сидела у окна». —
Ее был жребий — жребий розы: Расцвесть, увянуть в Майских днях. Как льются росы, льем мы слезы; Лишь новый Май возбудит прах.
Прозрачного сего ручья Всегда спокойны, тихи воды: Не так ли льется жизнь твоя, Друг мудрости и друг природы?
Алина! твой портрет так сходен, как живой: Жаль только, полиняли краски, Не так румянец свеж, не так пленяют глазки, Но тем-то более и сходен
Со мной ты, Лила, несогласна; Кто ж прав из нас, кто виноват? Я в это не вхожу и покориться рад: Ты права — ясная
Пафнутьич, седенький старик, Вздел черный, крашеный парик; Что ж? ни прибытка, ни урона: Был гусь, теперь ворона.
Не хвалят остряка Федота, В стихах его нет соли, говорят; По мне так напротив: от них ему забота, Читателю — зевота, Купцам — убыток,
С расчетом старая Лилета Выходит замуж за поэта: Ей, скряге, муж такой под стать, Ему в привычку голодать.
По смерти Фрола Простина Продажа книг возвещена; Все новенькие, как с иголки, И все с обрезом золотым; Покойник, набивая полки, Ни разу не коснулся
Плут, если не дурак, то воровством живет; Необличенный вор сей час разбогатеет; Богач не станет красть, за балом бал затеет, Там, долго ль до
Работая с соседом в поле: «Какие дни! сказал Тарас, С неделю постоят не боле, Все выйдет из земли как раз». — Не дай Бог,
Нас узел съединяет тесный, Он мне, ему я друг прямой; И если человек ты честный, Верь наперед, он друг и твой.
По муже умерла покойница с печали: Вот мода славная, Клеон! Но ей последовать едва ли Захочет кто из модных жен?
Лизета на меня сердилась, Я горевал, терпел, но в мире был с собой; Лизета нынче примирилась, Что ж? сердце в тот же миг поссорилось
Богач! брось гордости мечты, Почтенья деньги не приманят: Не занимаешь денег ты, Не будь же деньгами ты занят.
При отсылке ей альманаха «Северные цветы»! Цветами Флоре лик венчали, Цветы несли Венере в храм И Грациям их посвящали: Так, следственно, они принадлежат и
Обременив желудок пресыщеньем, Но в сердце с сильным сожаленьем, Что переесть всех блюд не стадо сил, Пыхтя с прежирного обеду, Садился Откупщик в карету.
Покойник был ни то, ни се, А вы на смерть писать велите: Да что ж я напишу, скажите? Он жил, он умер — вот
Взор, кудри и ланиты, Все в вас божественно, всяк вами восхищен: Одною больше — вы Хариты, Одною меньше — Купидон.
Успехом пьес своих Клит трагик одолжен Не монологам и не хорам; Но кстати рассадил любовниц в ложах он, А креслы роздал кредиторам.
Безобразным, спорившим о красоте Решить меж вами спор судом Парис бы сам пришел в сомнение большое, Он яблоко бы роковое Разрезал натрое — и
Шел Дервиш; утомясь в степи, палимой зноем, На опровергнутый садится истукан: «Кому же сладостным обязан я покоем?» Подумал и прочел он надпись: Тамерлан. «Возможно
Любима — хоть и неславна, Собака — но судьбой своею И люди б поменялись с нею… Да поменяется ль она?
Граф Празднов все имел: поместья, титлы громки; Он предкам должен всем, а чем ему потомки?
Меч гордый, встретившись с сохой крестьянской в поле: «Жалею о твоей, сказал, безвестной доле, Ты роешься в пыли — я молнией ражу, Делю вселенную,
Кто смеет разглашать в народе, Что совершенства нет в природе? Вступись за честь свою, Герод! Явись и докажи собою, Что ты и телом и
Все признает любовь, все дышит ей на свете: В воздушном бабочка полете Гонима страстным мотыльком; Цветы, колеблясь ветерком, В весенней роскоши ласкаются взаимно; Плющ