Оттого и томит меня шорох травы, Что трава пожелтеет и роза увянет, Что твое драгоценное тело, увы, Полевыми цветами и глиною станет. Даже память
Стихотворения поэта Иванов Георгий Владимирович
Прозрачная ущербная луна Сияет неизбежностью разлуки. Взлетает к небу музыки волна, Тоской звенящей рассыпая звуки. — Прощай… И скрипка падает из рук. Прощай, мой
Я не любим никем! Пустая осень! Нагие ветки средь лимонной мглы; А за киотом дряхлые колосья Висят, пропылены и тяжелы. Я ненавижу полумглу сырую
Чем больше дней за старыми плечами, Тем настоящее отходит дальше, За жизнью ослабевшими очами Не уследить старухе-генеральше. Да и зачем? Не более ли пышно
Люблю рассветное сиянье Встречать в туманной синеве, Когда с тяжелым грохотаньем Несутся льдины по Неве. Холодный ветер свищет в уши С неизъяснимою мольбой… Сквозь
Я вспомнил о тебе, моя могила, Отчизна отдаленная моя, Где рокот волн, где ива осенила Глухую тень скалистого ручья. Закат над рощею. Проходит стадо
Цвета луны и вянущей малины — Твои, закат и тление — твои, Тревожит ветр пустынные долины, И, замерзая, пенятся ручьи. И лишь порой, звеня
Турецкая повесть 1 Право, полдень слишком жарок, Слишком ровен плеск воды. Надоели плоских барок Разноцветные ряды. Все, что здесь доступно взору — Море, пристань,
Это только синий ладан, Это только сон во сне, Звезды над пустынным садом, Розы на твоем окне. Это то, что в мире этом Называется
Ликование вечной, блаженной весны. Упоительные соловьиные трели И магический блеск средиземной луны Головокружительно мне надоели. Даже больше того. И совсем я не здесь, Не
Моей тоски не превозмочь, Не одолеть мечты упорной; Уже медлительная ночь Свой надвигает призрак черный. Уже пустая шепчет высь О часе горестном и близком.
Меняется прическа и костюм, Но остается тем же наше тело, Надежды, страсти, беспокойный ум, Чья б воля изменить их ни хотела. Слепой Гомер и
Мы из каменных глыб создаем города, Любим ясные мысли и точные числа, И душе неприятно и странно, когда Тянет ветер унылую песню без смысла.
Над розовым морем вставала луна Во льду зеленела бутылка вина И томно кружились влюбленные пары Под жалобный рокот гавайской гитары. — Послушай. О как
Снега буреют, тая, И трескается лед. Пасхальная, святая Неделя настает. Весна еще в тумане, Но знаем мы — близка… Плывут и сердце манят На
Эоловой арфой вздыхает печаль И звезд восковых зажигаются свечи И дальний закат, как персидская шаль, Которой окутаны нежные плечи. Зачем без умолку свистят соловьи,
Портной обновочку утюжит, Сопит портной, шипит утюг, И брюки выглядят не хуже Любых обыкновенных брюк. А между тем они из воска, Из музыки, из
Закрыта жарко печка, Какой пустынный дом. Под абажуром свечка, Окошко подо льдом. Я выдумал все это И сам боюсь теперь, Их нету, нету, нету.
Свободен путь под Фермопилами На все четыре стороны. И Греция цветет могилами, Как будто не было войны. А мы — Леонтьева и Тютчева Сумбурные
Я научился понемногу Шагать со всеми — рядом, в ногу. По пустякам не волноваться И правилам повиноваться. Встают — встаю. Садятся — сяду. Стозначный
Опять белила, сепия и сажа, И трубы гениев гремят в упор. Опять архитектурного пейзажа Стесненный раскрывается простор! Горбатый мост прорезали лебедки, Павлиний веер распустил
Ночь светла, и небо в ярких звездах. Я совсем один в пустынном зале; В нем пропитан и отравлен воздух Ароматом вянущих азалий. Я тоской
Мне все мерещится тревога и закат, И ветер осени над площадью Дворцовой; Одет холодной мглой Адмиралтейский сад, И шины шелестят по мостовой торцовой. Я
Овеянный тускнеющею славой, В кольце святош, кретинов и пройдох, Не изнемог в бою Орел Двуглавый, А жутко, унизительно издох. Один сказал с усмешкою: «дождался!»
И. О. Поговори со мной о пустяках, О вечности поговори со мной. Пусть, как ребенок, на твоих руках Лежат цветы, рожденные весной. Так беззаботна
Гаснет мир. Сияет вечер. Паруса. Шумят леса. Человеческие речи, Ангельские голоса. Человеческое горе, Ангельское торжество… Только звезды. Только море. Только. Больше ничего. Без числа,
Он — инок. Он — Божий. И буквы устава Все мысли, все чувства, все сказки связали. В душе его травы, осенние травы, Печальные лики
В тринадцатом году, еще не понимая, Что будет с нами, что нас ждет,- Шампанского бокалы подымая, Мы весело встречали — Новый Год. Как мы
На портьер зеленый бархат Луч луны упал косой. Нем и ясен в вещих картах Неизменный жребий мой: Каждый вечер сна, как чуда, Буду ждать
Заря поблекла, и редеет Янтарных облаков гряда, Прозрачный воздух холодеет, И глухо плещется вода. Священный сумрак белой ночи! Неумолкающий прибой! И снова вечность смотрит
Было все — и тюрьма, и сума, В обладании полном ума, В обладании полном таланта, С распроклятой судьбой эмигранта Умираю…
Иду — и думаю о разном, Плету на гроб себе венок, И в этом мире безобразном Благообразно одинок. Но слышу вдруг: война, идея, Последний
Я в жаркий полдень разлюбил Природы сонной колыханье, И ветра знойное дыханье, И моря равнодушный пыл. Вступив на берег меловой, Рыбак бросает невод свой,
Охотник веселый прицелится, И падает птица к ногам. И дым исчезающий стелется По выцветшим низким лугам. Заря розовеет болотная, И в синем дыму, не
Увяданьем еле тронут Мир печальный и прекрасный, Паруса плывут и тонут, Голоса зовут и гаснут. Как звезда — фонарь качает. Без следа — в
Злой и грустной полоской рассвета, Угольком в догоревшей золе, Журавлем перелетным на этой Злой и грустной земле… Даже больше — кому это надо —
В комнате твоей Слышен шум ветвей, И глядит туда Белая звезда. Плачет соловей За твоим окном, И светло, как днем, В комнате твоей. Только
Я разлюбил взыскующую землю, Ручьев не слышу и ветрам не внемлю, А если любы сердцу моему, Так те шелка, что продают в Крыму. В
Как все бесцветно, все безвкусно, Мертво внутри, смешно извне, Как мне невыразимо грустно, Как тошнотворно скучно мне… Зевая сам от этой темы, Ее меняю
В широких окнах сельский вид, У синих стен простые кресла, И пол некрашеный скрипит, И радость тихая воскресла. Вновь одиночество со мной… Поэзии раскрылись