1
Здесь дерутся в кровь на помойках чайки,
От дворцов разит коммунальным супом,
И овсяный кофе я пью из чашки,
Что дрожит в ознобе а ля Юсупов.
Здесь ржавеет мрамор и бронза плачет,
И само бессмертье настигла старость.
Этот город Вас от меня так прячет,
Словно Вы — последнее, что осталось…
Здесь душа и жидкость одно по сути,
Потому, что холод, пройдя в грудь горлом,
Содержимое ужимает в сосуде,
И его не растопить глаголом,
Ибо нет ничего бессильнее мата
И любви, не востребованной снаружи
(И уютней будочки автомата
Посреди ленинградской июньской стужи).
И фасадам старым, к центру бредущим,
И молчащему номеру в новостройке
Ни к чему я в прошлом и в ныне сущем —
Даже тут, в безлюдном кафе у стойки,
Где седая мэм, не долив сиропу
До единой меры (из двух по заказу,
Не жалея, правда, воды и газу),
Отрешенно смотрит в окно в Европу…
2
По кафешке — дрожь метрополитена:
Подо мной сбеглись поезда, каная
От поляны Пушкина и Геккерена
До дворца, где Кирова убил Николаев.
В данной точке города и общепита,
Где напротив мост лейтенанта Шмидта,
Медный Всадник слева, а в порт — направо,
Я бывал когда-то солдатом бравым,
Гастролером, пьянью, затем аскетом,
Дважды — женихом, троекратно — мужем,
Был не зван и зван, но всегда при этом
Никому серьезно тут не был нужен.
Потому хожу чуть бочком, вприпрыжку
Среди здешней жизни — живой и мертвой,
Тщась понять, какая же держит вышку?
Я — ни то, ни это. Я фрукт несортный…
3
Крюк для люстры. Лепка. Как видно, раньше
Это был премиленький ресторанчик…
«Бург» и «град» — не в склад, газвода — не «тоник».
Достаю — и в сумку бросаю томик.
Ни читать, ни жрать. Ни чертям, ни Богу.
Не святая нежность, не зверья злоба.
Охерев, хирею, подобно Блоку —
Вновь не вздрогнут родина и зазноба!..
Тоскота с пломбиром — обед для шиза
Там, где до Потапа решались разом
Тайны гроба, страсти, любви и жизни
В сроки меж салатом и ананасом.
Петербург мне кажет языки фазаньи.
Забежав, панк-панночка просит «двушку».
Неживая жизнь моя. Внесуществованье.
Полдень вхолостую надрывает пушку.
4
Я прошел полстраны и познал полмира,
Кой-чего хлебнул и погрыз гранита.
Вновь я тута, Северная Пальмира!
Без грааля в кармане, но не без профита:
Я забыл все уроки семьи и школы,
Но одно угадал и поставил на это:
Никого нет красивей любимой одетой,
Значит, вряд ли есть кто-то умнее голой!
И поэтому я, бомбардир Перестройки,
Суток на двое выполз из жуткого боя,
Дабы, встретясь, пропеть Вам новые строки
И закончить: «Поехали! Я — за тобою!»
Но в глазах ленинградки я глуп, как младенец,
И не мне мягко стелено в колыбели,
И кричат мне из ада фон Лееб и Денниц,
Что не зря фиаско здесь потерпели!
5
В Этотград влетел ты с горящим взором
И на котелке с боевым узором,
И на той стороне, где должна дохнуть роза
Или положено рдеть наградам,
Под значком с Крыловым ныл приступ невроза
В подтвержденье бзикам твоим и раскладам.
Номер первый из них у тебя «Перестройка» —
Это то, что в мечтах получается стройно,
А слабо переделать законы мира,
По которым под счастьем тикает мина,
По которым обычно родные души
Обретаются каждая в собственной луже,
И за право фрондировать на Пегасе
И погладить музе лобок и сиськи
Ты свою любовь оставляешь в кассе
И покой — как свой, так и самых близких,
Ибо недреманный наш Вездесущий,
В честь тебя не спугивая кайф зевоты,
Мог тебе устроить несчастный случай
Или вдаль послать — отогреть мерзлоты.
Так что небу низкому благодарствуй,
Пожирая яростно свет и тени —
Что не отдал запросто жизнь или дар свой
Тем, кто и в Африке остается теми.
Откуси поболее от казинака.
О любимой выстрой из «ля-ля» фигуру.
Ибо Этажизнь — ломовая «нцака»
Потому, что червь еще не прогрыз твою шкуру…
6
На рогатку вешаю трубку, помешкав.
Возвращаюсь к стойке со скоростью вздоха.
«Нет орешков?» Конечно же, нет орешков.
«Не завоз», — животом говорит тетеха,
Нарисованный рот сохранивши целым —
От нее, как из трубки, не ждите ответа.
Как же жить и выжить по нашим ценам?
Но спросить мне некого — Бога здесь нету.
Фея равнодушия прикрыла вежды.
Слабо вечереет. Людоход по скверу.
Отвергаю милостыню надежды,
А любовь не прочь обменять на веру.
7
Я всегда считал, что имею навык
Понимать и помнить, что жизнь спонтанна,
Взятки с нее гладки, а нынче — на вот:
Восемь…
Девять…
Десять…
Гудки…
Где Анна?..
Город стал нещадно велик, бескрайне…
Год — как век с того моего приезда…
Командор намылился к донне Анне,
Всплыл из бездны — глядь, а тут тоже бездна!..
Путь любви, как путь конкисты — не сытен,
Но — плевать ей в хляби, пинать ей тверди!
Этим и чужда, как ее носитель,
Счастью и несчастью, жизни и смерти.
Испей же непруху вторым стаканом,
Досмотри короткий мираж об Анне,
Заплати буфетчице чистоганом,
А последнюю «двушку» вручи панк-панне!..
8
Ждать пришествия Вашего — фикс-идея:
Искусством не явишь — не Галатея.
Красота сама в себе воплотима.
Fare thee well! Невстреча необратима.
Тот, кто с неба смотрит, подставив щеку,
И стоп-кадром случая всех в пары сбивает,
Не засек полет наш за черту, не «щелкнул»
(Не с людями только — и вон с кем бывает!)…
Нагазуй в стакан еще — выдохлась вода в нем,
Помяни ее черты, от которых пьян ты:
Страсть ко сну, тревожный нрав и мечты о давнем —
Невозможный нынче характер инфанты.
Буфетчица не хочет сидеть с тобой до ночи.
Дню соседства с нею уже не будет равных —
В познаньи дальше некуда и больше нету мочи:
Учился на ошибках — сдаю на ранах.
Жить так персонажно неприлично, вроде,
Как всерьез завязывать отношенья
В зоне радиации или на фронте
В ситуации полного окруженья.
Да и как с сокровищем обращаться
В сфере наших нищенских форм богатства…
Пора, мой друг, пора уже не бояться
Возраста не встретиться, но прощаться.
А что жизнь таких, как она и я, не холит —
Был бы хлеб, и ладно, не до расстегаев.
Все проходит, ибо жизнь сама проходит.
Жизнь — не мед, однако и не жить — не в кайф…
9
На Москву так много ночных экспрессов,
Что и в этом видишь подобье знака:
Проигравших здесь, — чтобы без эксцессов, —
Отправляют в центр под покровом мрака.
В череде исторических аналогий
Скоро и мне на Невский — тузом к закату.
Жители — герои, звери, духи, боги, —
На фасады высыпят — подтвердить «нон-грата».
Чувствуя их взгляды тяжкие лепные,
Под значком с Крыловым дух взблажит истошно.
Я люблю, как любят цветы слепые —
Разделить такую любовь невозможно.
А спроси по коду, кто за все в ответе —
Длинными гудками в сердце боли ноют…
По восьмерке Мебиуса от Маман к дядь Пете
Сидячая плацкарта надолго за мною,
Чтоб исход горя заменять плотским,
Чтобы бунт сознанья к мату гнать шахом
И от Бологого читать Рейна с Бродским,
По листу бродя ленинградским шагом.
(3 votes, average: 2,33 out of 5)