Я не здесь. Я там, где ты… В парках строгие цветы. Строгий вечер. Строгий век. Строгий-строгий первый снег. В первом инее Нева. Беспредельность. Синева.
Стихотворения поэта Казакова Римма Федоровна
Не сегодня и не завтра и не послезавтра… Это будет — вроде залпа, коротко, внезапно. Это головокруженье, это вознесенье, это — точно в центр
Мне говорила красивая женщина: «Я не грущу, не ропщу. Все, словно в шахматах, строго расчерчено, и ничего не хочу. В памяти — отблеск далекого
Из первых книг, из первых книг, которых позабыть не смею, училась думать напрямик и по-другому не сумею. Из первых рук, из первых рук я
Люблю мужскую доброту. Люблю, когда встречаюсь с нею, Уверенность мужскую ту, Что он, мужик, во всем умнее. Мужчина, статус свой храня, От этой доли
Живут на свете дураки: На бочку меда — дегтя ложка. Им, дуракам, все не с руки Стать поумнее, хоть немножко. Дурак — он как
Быть женщиной — что это значит? Какою тайною владеть? Вот женщина. Но ты незрячий. Тебе ее не разглядеть. Вот женщина. Но ты незрячий. Ни
Были в детстве счастливые сказки, уносили они, как салазки, по снегам, по лугам и по снегу – и дарили отвагу и негу. Надоело мне
Отечество, работа и любовь — вот для чего и надобно родиться, вот три сосны, в которых — заблудиться и, отыскавшись, — заблудиться вновь.
От макушечки до пят я пока еще живая. Но желанья не кипят… Жить без жажды, не желая, Жить без страсти, все терпя, не ломая
Я житейским бесчисленным радуюсь хлопотам. Их так много, они — как дождинки весенние… Пережитые беды становятся опытом. Он не учит, а он создает настроение.
Все пойму на выдохе и вдохе и пойду с другими заодно мимо жизни, около эпохи – ибо нам вмешаться не дано. Не умру от
Сколько их над планетой? Бессчетно. И над тропиками, и над полюсом… Но ни бога нет и ни черта, и поэтому чуточку боязно. Я сажусь
Под что-то, да, всегда под что-то, под чье-то будущее «да» вершится жаркая работа, мучительная, как беда. Тот хмель уйдет, уйдет похмелье, и будет пусто
Мальчишки, смотрите, вчерашние девочки, подросточки — бантики, белые маечки — идут, повзрослевшие, похудевшие… Ого, вы как будто взволнованы, мальчики? Ведь были — галчата, дурнушки,
Был день прозрачен и просторен и окроплен пыльцой зари, как дом, что из стекла построен с металлом синим изнутри. Велик был неправдоподобно, всем славен
Постарею, побелею, как земля зимой. Я тобой переболею, ненаглядный мой. Я тобой перетоскую, переворошу, по тебе перетолкую, что в себе ношу. До небес и
Мне б написать, пока не позабыла, в подробностях про эти десять дней. Не пишется. А столько, столько было! Но сами факты, видимо, сильней. (Вот
Спасибо вам, елки зеленые, зеленые елки мои, веселые, озаренные, в иголочках горькой хвои. Зеленые в зиму и в лето, зеленые через года. Я буду
…Глуха душа его, глуха, Как ни ломись, ни грохай. И значит, в этом нет греха, Что и моя оглохла? Давно оглохшие, давно Засохшие, как
Были слова, но потом, а сначала Новорожденное счатье лучилось. Смысла от вымысла не отличала. Не замечала — не получилось. Верилось сложно, тревожно несмело, Нежно
Нет личной жизни, от прочих отличной, личной, первичной… Ах: аналитики – все о политике! Нет жизни личной. Сердце не тянет, быть уже хочет просто
Мой рыжий, красивый сын, ты красненький, словно солнышко. Я тебя обнимаю, сонного, а любить — еще нету сил. То медью, а то латунью полыхает
На фотографии в газете нечетко изображены бойцы, еще почти что дети, герои мировой войны. Они снимались перед боем — в обнимку, четверо у рва.
Я похожа на землю, что была в запустенье веками. Небеса очень туго, очень трудно ко мне привыкали. Меня ливнями било, меня солнцем насквозь прожигало.
Я думала, что я любовь спасу – к тому, кого всех преданней любила. Но, словно залетевшую осу, испуганно и холодно убила. Была я с
М. Светлову Веселый флаг на мачте поднят — как огонек на маяке. И парус тонет, и парус тонет за горизонтом вдалеке. А по воде
Становлюсь я спокойной. А это ли просто? …Мне всегда не хватало баскетбольного роста. Не хватало косы. Не хватало красы. Не хватало на кофточки и
А ну-ка вновь при красном флаге, под нудный большевитский гимн постройте всех, кто жил в ГУЛАГе, и объяснить сумейте им, что это — рынок