Сто пятьдесят километров Ноги нам грунт калечил. Наземь швыряло ветром Самых широкоплечих. Гулко буравил глину, Ливень густой и хлесткий. Прочно вросли в трясину Лошади
Стихотворения поэта Кобзев Игорь Иванович
С годами сердцем и рассудком Я сторонюсь все горячей Необязательных поступков, Неубедительных речей. Мне по душе теперь простые, Прямые чувства и слова, Дела земные,
Заводи темные Шум тополей Тихие, теплые Руки полей… Милая Родина, Я – твой росток! Малая родинка, Родничок. В стынь и в распутицу Веровал я
Что ты ждешь у моря, северянка? Что ты зря глядишь в морскую даль? Холодней полярного сиянья Плещется в глазах твоих печаль. Вспомни, вспомни хохот
Н. С. Мы и вправду с ней – чужие, Зря я мучился, любя: Все красивые такие Влюблены в самих себя. Не для нас все
Я не умею быть счастливым, Я легче трудности несу. Так часто людям некрасивым Костюм нарядный не к лицу. Мне петь бы песни в день
Бульвар и снег… Январская столица… Одетый снегом бронзовый поэт… И мне вдруг помнится его убийца, Нацеливший тяжелый пистолет… И всплыл Париж В конце былого
X. К. Яганову Почти что полтора столетья Весной он слышит, как в аул Сырой высокогорный ветер Доносит ледниковый гул… Старик садится у порога И
По веснам, да по зимушке, Да сквозь густы боры Гуляли по Россиюшке Бродяги-гусляры. Не трубадуры модные, В одежде золотой — Они певцы народные, Напев
Что-то я с горечью подмечаю: Стали со мною излишне дружны Разные праздные краснобаи, Бумагомараки и болтуны. Вспомнилась юность: как бились с врагами. Каждый шел
Когда порой решишь, что некого В искусстве взять за образец, Передо мною встанет Нестеров, Нежнейший русскости певец… Печаль весны и сладость осени И заревая
Такая красавица прихоть любую Могла повелеть, как закон непреклонный. Хотелось ей розу иметь голубую! Пускай похлопочет садовник влюбленный!.. Но роз голубых на земле не
Шутка В Запорожском стане Громкий шум и гам: Избран казаками Новый атаман. В битвах самый бойкий, Самый удалой, Он сидит на бочке, Вертит головой.
Все тут исконно русское, Все из родимых мест: Парни, орешки лузгая, Ласковых ждут невест. А за холмами, вытянув Кованых войск ряды, С вызовом смотрят
Конечно, над ним коллеги Подтрунивали в Калуге — Куда? На Луну? В телеге? — Вы, батенька, близорукий. Коллеги его отчитывали (О, эта злая бездарь!):
Никакая радость Никогда Не поет, Как вешняя вода, Та, что вырывается На волю, Та, что растекается По полю! Поначалу нежно: Кап да кап –
Шоферы! Ухари шоферы! Я навсегда у вас в долгу За то, что дальние просторы Вы мне дарили на веку! В вас, одержимых вечным риском,
Веселый угольщик, пиринга белозубый. Набрал в машину озорных ребят, А сам глядит (не говорите: «глупо!»), Как малыши восторженно галдят. Они вернутся черные, как уголь,
В роддомовских светлых палатах Стерильная чистота, И нянечки в белых халатах На цыпочках входят сюда… Конфеты, цветы, апельсины Приносят сюда день и ночь, С
Был май заманчивый и шустрый, Он всем влюбленным помогал, И он серебряные люстры В вечернем небе зажигал. Кругом цвели иван-да-марья. В аллеях пели соловьи.