Манит меня Чернигов – Старинный стольный град. Черешней и черникой Он сыздавна богат. Еще богат он давней Чредою славных лет – Алмазами преданий И
Стихотворения поэта Кобзев Игорь Иванович
В одну из памятных годин Царя «тишайшего» веленьем Был снаряжен послом в Бейпин Казак Байков с сопровожденьем. В Москве приказные дворы Сплели посланье к
Медовые стога, духмяная стерня, Широкие поля насквозь открыты взору. И яркие, как шелк, густые зеленя, Тесня кусты ракит, бегут по косогору… А выше, на
Трепет первой влюбленности так далек! В чертах – приметы угрюмости… И вдруг раздается телефонный звонок Прямо из давней юности… – Алло! Отложите на миг
Прельстись на богатые платья, На сладкие зелья-медки, Корыстными сделались братья. Мне ихний устав — не с руки. «Бог с вами! Живите обманом! Копите грешок
Был у стольного Киева Славный страж богатырь. Силу мощной руки его Знала буйная ширь! Злые ханы не видели, Чем унять молодца Слали письма, чтоб
Лихие схватки шли в Чечне, И Лермонтов, в косматой бурке, На белом, как огонь, коне Всегда был первым, в каждой рубке. И гребенские казаки
Есть сказочность в русских цветах: В куделях седой медуницы, В костистых репейных жгутах, В копытцах болотной кислицы… Идешь по траве-мураве, Где мхи, да хвощи,
На снегу узорчатые тени Цвета сине-розовой сирени. Каждая просохшая тропинка Пахнет, словно сдобная тартинка. Тут бы петь лирические ноты! – Но ведь сколько у
Писать о любви безответной Привычно и просто в стихах. А счастье, оно бессюжетно, О нем не расскажешь в словах… Оно – в синих тенях
Из шума пестрых голосов, Из гула речи беспокойной Вдруг возникает «Вальс цветов» — Очаровательный и стройный… И манит, манит зов смычков На площадь девушек
Лесное озеро… Закат… Волна кувшинки колыхает… И вдруг незримый Китеж-град Сквозь рябь и ряску проступает… И чудится меж тростников Червонный блеск церквей богатых, Верхи
Мне бы жизнь твою как кинопленку, Прокрутить лет на восемь назад. Чтоб была ты тонкою девчонкой, Чистой-чистой как весенний сад. И чтоб ливней хлещущие
Как мне душевно дорога Вся здешняя округа, Когда запорошит луга Ромашковая вьюга… Нигде пустого места нет: Над скатертью ромашки – То василек, то горицвет,
Как я люблю в театре те мгновенья. Когда партер еще не отшумел И занавес, колеблемый волненьем, Еще крылатой птицей не взлетел. О, эта яркость
Я рос в семье, где «Варшавянку» пели, Где никогда не горбились в беде, Где рядом с гордой выцветшей шинелью Буденовка висела на гвозде… Когда
Рыцари из романов С гонором боевым Нежно и неустанно Служили дамам своим. Если же сердце дамы Охладевало вмиг, Рыцари из романов Не упрекали их.
В шумном магазине на витрине Он сидел, как важный падишах, — Белый кот в лиловой пелерине, В плюшевых бордовых сапогах… То был кот из
Над рекой туманы вьются чайками, Кони сонно бродят по лугам, Волны кучерявыми овчарками Ластятся к зеленым берегам. Ветерок в пинг-понг играет с ивою, Облака
Как жаль, что не дружил Есенин с Маяковским, Что каждый врозь ходил По улицам московским! Сойдутся как князья, Глядят надменным взглядом. Двум гениям нельзя
Колхозные сытые кони Топтали в лугах синеву И — словно с широкой ладони — Щипали траву-мураву. Вдруг конь, рудо-желтый, буланый, Заржал и копытом забил,
Поэма 1 Есть легенда: влюбленным разлука грозила. И печальная девушка в лунную ночь Тень любимого перстнем на стене очертила, Чтобы память оставить, чтобы боль
Не упрекну томящей болью, Любую быль смогу простить. Была твоя монаршья воля Меня любовью наградить. Уж так случилось, получилось, Никто не думал, не гадал:
Опять сады кудрявятся Опять цветет весна, А девица-красавица Тоскует у огня. Зачем с утра до вечера Ручьи поют в пути? Не в силах сердце
Ты сказала: «Приду на свиданье В восемь. Жди у Никитских ворот». Как заманчиво ожиданье. Если веришь, что скоро придет… Слишком медленно движутся стрелки. Восемь.
Едва преставился Димитрий-князь. Его жена, княгиня Евдокия, Над ним плакучей ивушкой склонясь, Возговорила причеты такие: «О, горе мне! Души моя во тьме. Куда. ты,
Не вином, лошадьми или теннисом Вдохновлялся поэт Альфред Теннисон, Если в сердце строка не бьется, Не мечтается, не поется – Он твердит, точно пунш
Есть грустная правда в старинной легенде… Вы этой легенде, прошу вас, поверьте… В узорчатом тереме, дивном и древнем, Жила белолицая дева — царевна. А
Больше сердце не обману: От людей, от камней, от холода, Как язычник, встречать весну Я далеко умчусь из города. На дремучий лес нагляжусь, Накажу
Взгляд художников сер и скушен: На полотнах их мало чувства. Вот зато мастера игрушек Понимают секрет искусства! Чтоб стихи написать получше, По музеям я
Душной ночью перед дуэлью Долго Лермонтову не спалось, Все следил он, как звезды тлели, Как, срываясь, летели вкось… Надоел ему шум курортный: Шепот сплетен
Дубочком непричесанным Я рос на ветерке – В сиреневом, березовом, Вишневом городке… Тот город мой по черточке Я в памяти леплю: Все мостики, все
В столичном Ювелирном магазине, Где золото Сверкает на витрине, К исходу дня, Спокойно и устало, Кассирша в будке Выручку считала. И тут-то вдруг (Все
Нам простой любви не хватает: Мало ценим мы все простое. Надо больше любить трамваи, Те, в которых трясемся стоя. Надо больше ценить бульвары, Где
– Ты солгала мне! – Ну, что за бред?! – (А это видел сам!) В глазах голубиный, невинный свет… Ну как судить по глазам?
Эх, товарищи родные, Петь почаще мы должны Про лихие, расписные Стеньки Разина челны. Аль уже «не в моде» разве Атамановы клинки? Аль и вправду
Мне чудится: над Волховом Светла заря горит, И весь Великий Новгород В колокола звонит… А я сбираю ягодку, По травушке брожу. Берестяную грамотку Любавушке
Прямо у бережка ива-бредина В пенистый брод забрела. Всех своих сонных сестер Упредила: Раньше других расцвела… Вся она сладостно пахнет медами, Вся – в
Мама, как жила ты мало! Как светлы твои черты! Самый младший сын твой, мама, Старше я теперь, чем ты! Нынче мне понятней стало, Как
Барабанит капель. Осыпается Надоевших снегов бахрома И, как русые зимние зайцы, Безнадежно линяют дома… На земле – набухание почек, Запах первых апрельских цветов И
Органный гром гражданской панихиды Гремит под сводом, тает в изразцах И заглушает зависть и обиды, Еще не смолкшие в иных сердцах. Ты мертв, художник.
Л. Н. Толстому Он весь свой светлый мудрый разум Вложил в заветную мечту Чтоб «по-мужицки, дружно, разом, Взять и осилить нищету!». Но, не устроив
По белу свету сумрачно кочуя, Негаданно, нежданно из дали Седые тучи черноту ночную В хороший, светлый день приволокли… Затрепетали робкие осинки Перед немой угрюмой
Не бойся коснуться взором Тех мест, где лежит в крови Разрушенный мертвый город, Город моей любви. С открытым и смелым взглядом. Запрятав тоску в
Ценнее всех ценностей мира, Прекрасней, чем солнечный луч, Был нам от безлюдной квартиры Доверен хозяйкою елюч. Нам некого стало бояться: Приют был надежным вполне.
У нашей бабушки семья Была родней своей богата: Братья, сватья да кумовья, Да дети их, да их внучата… Бывало, сколь всегда гостей, Застолий шумных
Не могу смотреть, как на арене, Пыль бичом стреляющим гоня, Дрессировщик ставит на колени Нервного и нежного коня. Как он, бедный, пятится и скачет,
Я вспоминаю ту напасть, Что называлась «смутным временем», Когда врагов чужая власть На нас ложилась трудным бременем. Себя царицей возомнив, Уже ждала Марина Мнишек,
Голубые варежки, Синь тулуп, Ледяные валенки — Хруп да хруп,- Дед Морозко шастает По селу Да рисует разное По стеклу: Папоротники, звездочки, Жемчуга, Пальмовые,
Ты сегодня скучаешь опять как вчера, Значит, время потеряно даром… А за окнами синие вечера Догорают осенним пожаром… От лиловой луны, от цветных фонарей