Все было днем… Беседы… Сходки… Но вот армяк мужицкий снят, И вот он снова — князь Кропоткин, Как все вокруг — аристократ. И вновь
Стихотворения поэта Коржавин Наума Моисеевича
Нет! Так я просто не уйду во мглу, И мне себя не надо утешать. Любимая потянется к теплу, Друзья устанут в лад со мной
Предельно краток язык земной, Он будет всегда таким. С другим — это значит: то, что со мной, Но — с другим. А я победил
Не надо, мой милый, не сетуй На то, что так быстро ушла. Нежданная женщина эта Дала тебе все, что смогла. Ты долго тоскуешь на
Встреча — случай. Мы смотрели. День морозный улыбался, И от солнца акварельным Угол Кудринки казался. Снег не падал. Солнце плыло… Я шутил, а ты
Как ты мне изменяла. Я даже слов не найду. Как я верил в улыбку твою. Она неотделима От высокой любви. От меня. Но, учуяв
Стопка книг… Свет от лампы… Чисто. Вот сегодняшний мой уют. Я могу от осеннего свиста Ненадолго укрыться тут. Только свист напирает в окна. Я
Жить и как все, и как не все Мне надоело нынче очень. Есть только мокрое шоссе, Ведущее куда-то в осень. Не жизнь, не бой,
…Столетье промчалось. И снова, Как в тот незапамятный год — Коня на скаку остановит, В горящую избу войдет. Ей жить бы хотелось иначе, Носить
От судьбы никуда не уйти, Ты доставлен по списку, как прочий. И теперь ты укладчик пути, Матерящийся чернорабочий. А вокруг только посвист зимы, Только
Что же! Здравствуй, Москва. Отошли и мечты и гаданья. Вот кругом ты шумишь, вот сверкаешь, светла и нова Блеском станций метро, высотой воздвигаемых зданий
В наши трудные времена Человеку нужна жена, Нерушимый уютный дом, Чтоб от грязи укрыться в нем. Прочный труд и зеленый сад, И детей доверчивый
Малый рост, усы большие, Волос белый и нечастый, Генерал любил Россию, Как предписано начальством. А еще любил дорогу: Тройки пляс в глуши просторов. А
Небо за пленкой серой. В травах воды без меры: Идешь травяной дорожкой, А сапоги мокры… Все это значит осень. Жить бы хотелось очень. Жить
О Господи! Как я хочу умереть, Ведь это не жизнь, а кошмарная бредь. Словами взывать я пытался сперва, Но в стенках тюремных завязли слова.
Свет похож на тьму, В мыслях — пелена. Тридцать лет тому Началась война. Диктор — словно рад… Душно, думать лень. Тридцать лет назад Был
1 Ты б радость была и свобода, И ветер, и солнце, и путь. В глазах твоих Бог и природа И вечная женская суть. Мне
Надоели потери. Рознь религий — пуста, В Магомета я верю И в Исуса Христа. Больше спорить не буду И не спорю давно, Моисея и
Была эпоха денег, Был девятнадцатый век. И жил в Германии Гейне, Невыдержанный человек. В партиях не состоявший, Он как обыватель жил. Служил он и
Не верь, что ты поэта шире И более, чем он, в строю. Хоть ты решаешь судьбы мира, А он всего только свою. Тебе б
Паровозов голоса И порывы дыма. Часовые пояса Пролетают мимо. Что ты смотришь в дым густой, В переплет оконный — Вологодский ты конвой, Красные погоны.
Уже июнь. Темней вокруг кусты. И воздух — сух. И стала осень ближе. Прости меня, Господь… Но красоты Твоей земли уже почти не вижу.
Л. Т. Вспомнишь ты когда-нибудь с улыбкой, Как перед тобой, щемящ и тих, Открывался мир,- что по ошибке Не лежал еще у ног твоих.
Что для меня этот город Сим? Он так же, как все, прост. Но там я впервые встретился с ним, Вставшим во весь рост. У
Мир еврейских местечек… Ничего не осталось от них, Будто Веспасиан здесь прошел средь пожаров и гула. Сальных шуток своих не отпустит беспутный резник, И,
Иль впрямь я разлюбил свою страну?- Смерть без нее и с ней мне жизни нету. Сбежать? Нелепо. Не поможет это Тому, кто разлюбил свою
Мы испытали все на свете. Но есть у нас теперь квартиры — Как в светлый сон, мы входим в них. А в Праге, в
Сначала не в одной груди Желанья мстить еще бурлили, Но прозревали: навредит! И, образумившись, не мстили. Летели кони, будто вихрь, В копытном цокоте: «надейся!..»
Дома и деревья слезятся, И речка в тумане черна, И просто нельзя догадаться, Что это апрель и весна. А вдоль берегов огороды, Дождями набухшая
Неужели птицы пели, Без пальто гуляли мы? Ранний март в конце апреля Давит призраком зимы. Холод неба, зябкость улиц, Ночь без бодрости и сна…
Поэзия не страсть, а власть, И потерявший чувство власти Бесплодно мучается страстью, Не претворяя эту страсть. Меня стремятся в землю вжать. Я изнемог. Гнетет
Ни к чему, ни к чему, ни к чему полуночные бденья И мечты, что проснешься в каком-нибудь веке другом. Время? Время дано. Это не
Я раньше видел ясно, как с экрана, Что взрослым стал и перестал глупить, Но, к сожаленью, никакие раны Меня мальчишкой не отучат быть. И
Я в сказки не верю. Не те уже года мне. И вдруг оказалось, что сказка нужна мне, Что, внешне смирившись, не верящий в чудо,
Милая, где ты? — повис вопрос. Стрелки стучат, паровоз вздыхает… Милая, где ты? Двенадцать верст Нас в этом месяце разделяет. Так это близко, такая
Уж заводы ощущаются В листве. Электричка приближается К Москве. Эх, рязанская дороженька, Вокзал. Я бы все, коль было б можно, Рассказал. Эх, Столыпин ты
Что ж, и впрямь, как в туман, Мне уйти — в край, где синь, а не просинь. Где течет Иордан,- Хоть пока он не
Знаешь, тут не звезды. И не просто чувство. Только сжатый воздух Двигает в искусстве. Сжатый до обиды, Вперекор желанью… Ты же вся — как
Ты разрезаешь телом воду, И хорошо от неги водной, В воде ты чувствуешь свободу. А ты умеешь быть свободной. И не пойму свои я
Календари не отмечали Шестнадцатое октября, Но москвичам в тот день — едва ли Им было до календаря. Все переоценилось строго, Закон звериный был как
Все, с чем Россия в старый мир врывалась, Так что казалось, что ему пропасть,- Все было смято… И одно осталось: Его неограниченная власть. Ведь
Если можешь неуемно На разболтанных путях Жить все время на огромных, Сумасшедших скоростях, Чтоб ветра шальной России Били, яростно трубя, Чтобы все вокруг косились
Гуляли, целовались, жили-были… А между тем, гнусавя и рыча, Шли в ночь закрытые автомобили И дворников будили по ночам. Давил на кнопку, не стесняясь,
Уютный дом, а за стеною вьюга, И от нее слышнее тишина… Три дня не видно дорогого друга. Два дня столица слухами полна. И вдруг
Кто на кладбище ходит, как ходят в музеи, А меня любопытство не гложет — успею. Что ж я нынче брожу, как по каменной книге,
То свет, то тень, То ночь в моем окне. Я каждый день Встаю в чужой стране. В чужую близь, В чужую даль гляжу, В
Я жил. И все не раз тонуло. И возникало вновь в душе. И вот мне двадцать пять минуло, И юность кончилась уже. Мне неудач
Ночь. Но луна не укрылась за тучами. Поезд несется, безжалостно скор… Я на ступеньках под звуки гремучие Быстро лечу меж отвесами гор. Что мне
От дурачеств, от ума ли Жили мы с тобой, смеясь, И любовью не назвали Кратковременную связь, Приписав блаженство это В трудный год после войны
Мы мирились порой и с большими обидами, И прощали друг другу, взаимно забыв. Отчужденье приходит всегда неожиданно, И тогда пустяки вырастают в разрыв. Как