Стихотворения поэта Коржавин Наума Моисеевича

Паровозов голоса

Паровозов голоса И порывы дыма. Часовые пояса Пролетают мимо. Что ты смотришь в дым густой, В переплет оконный — Вологодский ты конвой, Красные погоны.

Уже июнь. Темней вокруг кусты

Уже июнь. Темней вокруг кусты. И воздух — сух. И стала осень ближе. Прости меня, Господь… Но красоты Твоей земли уже почти не вижу.

Вспомнишь ты когда-нибудь с улыбкой

Л. Т. Вспомнишь ты когда-нибудь с улыбкой, Как перед тобой, щемящ и тих, Открывался мир,- что по ошибке Не лежал еще у ног твоих.

Враг

Что для меня этот город Сим? Он так же, как все, прост. Но там я впервые встретился с ним, Вставшим во весь рост. У

Мир еврейских местечек

Мир еврейских местечек… Ничего не осталось от них, Будто Веспасиан здесь прошел средь пожаров и гула. Сальных шуток своих не отпустит беспутный резник, И,

Иль впрямь я разлюбил свою страну?

Иль впрямь я разлюбил свою страну?- Смерть без нее и с ней мне жизни нету. Сбежать? Нелепо. Не поможет это Тому, кто разлюбил свою

Апокалипсис

Мы испытали все на свете. Но есть у нас теперь квартиры — Как в светлый сон, мы входим в них. А в Праге, в

Смерть Пушкина

Сначала не в одной груди Желанья мстить еще бурлили, Но прозревали: навредит! И, образумившись, не мстили. Летели кони, будто вихрь, В копытном цокоте: «надейся!..»

В Сибири

Дома и деревья слезятся, И речка в тумане черна, И просто нельзя догадаться, Что это апрель и весна. А вдоль берегов огороды, Дождями набухшая

Неужели птицы пели

Неужели птицы пели, Без пальто гуляли мы? Ранний март в конце апреля Давит призраком зимы. Холод неба, зябкость улиц, Ночь без бодрости и сна…

Поэзия не страсть, а власть

Поэзия не страсть, а власть, И потерявший чувство власти Бесплодно мучается страстью, Не претворяя эту страсть. Меня стремятся в землю вжать. Я изнемог. Гнетет

Вступление в поэму (Ни к чему…)

Ни к чему, ни к чему, ни к чему полуночные бденья И мечты, что проснешься в каком-нибудь веке другом. Время? Время дано. Это не

Я раньше видел ясно

Я раньше видел ясно, как с экрана, Что взрослым стал и перестал глупить, Но, к сожаленью, никакие раны Меня мальчишкой не отучат быть. И

Я в сказки не верю

Я в сказки не верю. Не те уже года мне. И вдруг оказалось, что сказка нужна мне, Что, внешне смирившись, не верящий в чудо,

Через год

Милая, где ты? — повис вопрос. Стрелки стучат, паровоз вздыхает… Милая, где ты? Двенадцать верст Нас в этом месяце разделяет. Так это близко, такая

На побывке

Уж заводы ощущаются В листве. Электричка приближается К Москве. Эх, рязанская дороженька, Вокзал. Я бы все, коль было б можно, Рассказал. Эх, Столыпин ты

Родине

Что ж, и впрямь, как в туман, Мне уйти — в край, где синь, а не просинь. Где течет Иордан,- Хоть пока он не

Знаешь, тут не звезды

Знаешь, тут не звезды. И не просто чувство. Только сжатый воздух Двигает в искусстве. Сжатый до обиды, Вперекор желанью… Ты же вся — как

Ты разрезаешь телом воду

Ты разрезаешь телом воду, И хорошо от неги водной, В воде ты чувствуешь свободу. А ты умеешь быть свободной. И не пойму свои я

16 октября

Календари не отмечали Шестнадцатое октября, Но москвичам в тот день — едва ли Им было до календаря. Все переоценилось строго, Закон звериный был как