Не вея ветром, в часе золотом Родиться князем изумрудных рифов Иль псалмопевцем, в чьем венке простом Не роза — нет! — но перья мертвых
Стихотворения поэта Лившиц Бенедикт Константинович
Уйдя от ясных аллегорий И недомолвок чугуна, На хитром виноградосборе Ты осторожна и скромна. В зародыше зажатый туго, Смиренен змий, и замысл прост: По
Прозрачны зной, сухи туки, И овен явленный прият. Сквозь облак яблоневый руки Твои белеют и томят. Кипящий меч из синей пыли Погас у врат
Глубокой ночи мудрою усладой, Как нектаром, не каждый утолен: Но только тот, кому уже не надо Ни ярости, ни собственных имен. О, тяжкий искус!
Вольнолюбивая, доныне Ты исповедуешь одну И ту же истину, рабыней В двухвековом не став плену. Пусть нерушимые граниты Твои сковали берега, Но кони яростные
Да будет так. В залитых солнцем странах Ты победил фригийца. Кифаред. Но злейшая из всех твоих побед — Неверная. О Марсиевых ранах Нельзя забыть.
Белей, любуйся из ковчега Цветами меловой весны! Забудь, что пленна эта нега И быстры поводи луны! Хмелей волненьем легких белев: Я в них колеблюсь,
Когда зловонный черный двор Ты проплываешь в полдне жарком, Над чадом плит, над визгом ссор. На смех растрепанным кухаркам, И смотрит пестрая толпа, Как,
Золотосердой — в наше лоно Несеверные семена!- Из Монферронова бутона Ты чуждым чудом взращена. И к сердцу каждого потира Забывший время златолей Уводит царственное
За горами рыжеватыми, Обступившими Тифлис, За оранжевыми скатами, Где осенний воздух сиз, Не одно тысячелетие Этой ясною порой В чашу синюю Кахетии Сок струится
Когда у вас дыханья не хватает, Земных ветров кузнечные меха, И даже магистерий в тиглях тает, Не превращаясь в золото стиха, Я не хочу
Когда минуешь летаргию Благонамеренной стены, Где латник угнетает выю Ничтожествующей страны. И северная Клеопатра Уже на Невском,- как светло Александрийского театра Тебе откроется чело!
Приемлю иго моего креста, Трех измерений сладкую обиду, Пусть ведая, что в райские врата. Вовнутрь вещей, я никогда не вниду, Но не гордынею душа
Не веер-аир. Мутный круг латуни. Как тяжела заклятая пчела! Как редок невод воздуха! К чему ни Притронешься — жемчужная зола. О. вечер смерти! В
В сиреневом лете, в сиреневом дыме Я вижу! я вижу! — соседи (В просвете прошедшая леди Была в диадиме) Возносят бокалы. Но я ли,
Еще не кончен путь печальный, А сердце, снова налегке, Откалывает пляс охальный В обросшем мясом костяке. Ну что ж. стремись навстречу бури Да здравствует
Больная девственностью, ты, Как призрак, бродишь в старом доме, Лелея скорбные цветы, Тобой взращенные в содоме Нимфоманической мечты. Когда влюбленные коты Хрипят в мучительной
Здесь логосом и паевою пылью Вершится торг и весом заклеймен, Трезубый жезл невыносимой былью Терзается средь чисел и имен. Как плоть в Аиде, робок
Мы строго блюдем сокровенные заповеди — Любовный завет: Когда розовеет и гаснет на западе Рубиновый свет, Мы белыми парами всходим по очереди На Башни
О тропике трепетный клоун, Из крапин запретных рябо На всем балахоне, во что он Играл головой би-ба-бо? На счастие в лилии перед Америкою тишины