Вот иду я, заморский страус, в перьях строф, размеров и рифм. Спрятать голову, глупый, стараюсь, в оперенье звенящее врыв. Я не твой, снеговая уродина.
Стихотворения поэта Маяковский Владимир Владимирович
В центре мира стоит Гиз — оправдывает штаты служебный раж. Чтоб книгу народ зубами грыз, наворачивается миллионный тираж. Лицо тысячеглазого треста блестит электричеством ровным.
На съезде печати у товарища Калинина великолепнейшая мысль в речь вклинена: «Газетчики, думайте о форме!» До сих пор мы не подумали об усовершенствовании статейной
Граждане, у меня огромная радость. Разулыбьте сочувственные лица. Мне обязательно поделиться надо, стихами хотя бы поделиться. Я сегодня дышу как слон, походка моя легка,
Лошадь сказала, взглянув на верблюда: «Какая гигантская лошадь-ублюдок». Верблюд же вскричал: «Да лошадь разве ты?! Ты просто-напросто — верблюд недоразвитый». И знал лишь бог
Товарищ Попов чуть-чуть не от плуга. Чуть не от станка и сохи. Он — даже партиец, но он перепуган, брюзжит баритоном сухим: «Раскроешь газетину
От этого Терека в поэтах истерика. Я Терек не видел. Большая потерийка. Из омнибуса вразвалку сошел, поплевывал в Терек с берега, совал ему в
Товарищ Иванов — мужчина крепкий, в штаты врос покрепше репки. Сидит бессменно у стула в оправе, придерживаясь на службе следующих правил. Подходит к телефону
Плыли по небу тучки. Тучек — четыре штучки: От первой до третьей — люди; четвертая была верблюдик. К ним, любопытством объятая, по дороге пристала
Стоит император Петр Великий, думает: «Запирую на просторе я!»- а рядом под пьяные клики строится гостиница «Астория». Сияет гостиница, за обедом обед она дает.
Гражданин фининспектор! Простите за беспокойство. Спасибо… не тревожьтесь… я постою… У меня к вам дело деликатного свойства: о месте поэта в рабочем строю. В
Превращусь не в Толстого, так в толстого,- ем, пишу, от жары балда. Кто над морем не философствовал? Вода. Вчера океан был злой, как черт,
Тебе, освистанная, осмеянная батареями, тебе, изъязвленная злословием штыков, восторженно возношу над руганью реемой оды торжественное «О»! О, звериная! О, детская! О, копеечная! О, великая!
Чуть ночь превратится в рассвет, вижу каждый день я: Кто в глав, кто в ком, кто в полит, кто в просвет, расходится народ в
Первое вступление в поэму Уважаемые товарищи потомки! Роясь в сегодняшнем окаменевшем говне, наших дней изучая потемки, вы, возможно, спросите и обо мне. И, возможно,
Мир опять цветами оброс, у мира весенний вид. И вновь встает нерешенный вопрос — о женщинах и о любви. Мы любим парад, нарядную песню.
Вам, проживающим за оргией оргию, имеющим ванную и теплый клозет! Как вам не стыдно о представленных к Георгию вычитывать из столбцов газет?! Знаете ли
Гвоздимые строками, стойте немы! Слушайте этот волчий вой, еле прикидывающийся поэмой! Дайте сюда самого жирного, самого плешивого! За шиворот! Ткну в отчет Помгола. Смотри!
Куда бы ты ни направил разбег, и как ни ерзай, и где ногой ни ступи,- есть Марксов проспект, и улица Розы, и Луначарского —
Вошел к парикмахеру, сказал — спокойный! «Будьте добры, причешите мне уши». Гладкий парикмахер сразу стал хвойный, лицо вытянулось, как у груши. «Сумасшедший! Рыжий!» —