Поцелуй же меня, выпей душу до дна… Сладки перси твои и хмельнее вина; Запах черных кудрей чище мирры стократ, Скажут имя твое — пролитой
Стихотворения поэта Мей Лев Александрович
«Ты, чужеземец, ревнуешь меня к Праксителю напрасно: Верь мне, мой милый, что в нем я художника только любила,- Он потому мне казался хорош, что
Перевод из Адама Мицкевича Моя баловница, отдавшись веселью, Зальется, как птичка, серебряной трелью, Как птичка, начнет щебетать-лепетать, Так мило начнет лепетать-щебетать, Что даже дыханьем
На реках вавилонских Мы сидели и плакали, бедные, Вспоминая в тоске и слезах О вершинах сионских: Там мы лютни повесили медные На зеленых ветвях.
Посвящается С. П. Калошину В галерее сидят господа; Судьи важно толкуют в беседке; А народу-то сколько — беда, Словно вешние мошки на ветке. На
Ох, пора тебе на волю, песня русская, Благовестная, победная, раздольная, Погородная, посельная, попольная, Непогодою-невзгодою повитая, Во крови, в слезах крещеная-омытая! Ох, пора тебе на
Беги ее… Чего ты ждешь от ней? Участия, сочувствия, быть может? Зачем же мысль о ней тебя тревожит? Зачем с нее не сводишь ты
Опять, опять звучит в душе моей унылой Знакомый голосок, и девственная тень Опять передо мной с неотразимой силой Из мрака прошлого встает, как ясный
Николаю Ивановичу Личину Двойным зеленым строем, Вдоль узкого проселка, Под снежной шапкой дремлет И сосенка и елка; Осина коченеет И дрогнет от мороза, И
Как у всех-то людей светлый праздничек, День великий — помин по родителям, Только я, сиротинка безродная, На погосте поминок не правила. Я у мужа
Взгляните на лилии… В тот миг, в полуночь ту таинственную мая, Когда все расцветет, весной благоухая, И каждый миг твердит: «Лови меня, лови!», Когда
1 Белою глыбою мрамора, высей прибрежных отброском, Страстно пленился ваятель на рынке паросском; Стал перед ней — вдохновенный, дрожа и горя… Феб утомленный закинул
Хороша я и смугла, Дочери Шалима! Не корите, что была Солнцем я палима, Не найдете вы стройней Пальмы на Энгадде: Дети матери моей За
О ты, чье имя мрет на трепетных устах, Чьи электрически-ореховые косы Трещат и искрятся, скользя из рук впотьмах, Ты, душечка моя, ответь мне на
(Гр. Е. П. Ростопчиной) Я не хочу для новоселья Желать вам нового веселья И всех известных вам обнов, Когда-то сшитых от безделья Из красных
Из Г. Гейне Хотел бы в единое слово Я слить мою грусть и печаль И бросить то слово на ветер, Чтоб ветер унес его
Софье Григорьевне Мей Мечется и плачет, как дитя больное В неспокойной люльке, озеро лесное. Тучей потемнело, брызжет мелкой зернью — Так и отливает серебром
Он весел, он поет, и песня так вольна, Так брызжет звуками, как вешняя волна, И все в ней радостью восторженною дышит, И всякий верит
Г. Гейне Погребен на перекрестке Тот, кто кончил сам с собой; На его могиле вырос Грешноцветник голубой. Я стоял на перекрестке И вздохнул… В
Ясный месяц, ночной чародей!.. Вслед за зорькой вечерней пурпурною Поднимись ты стезею лазурною, Посвети мне опять поскорей… Сердце молотом в грудь мне колотится, Сердце
Посвящается Николаю Егоровичу Сверчкову Вся в инее морозном и в снегу, На спуске под гору, в разгоне на бегу, Постромки опустив и перегнув дугу,
Посвящается Софье Григорьевне Мей 1 Недавно, ночью, ассирийской стражей К шатру вождя была приведена Из Ветилуи беглая жена… Еврейский город, перед силой вражей, На
Рыжичков, волвяночек, Белыих беляночек Наберу скорешенько Я, млада-младешенька, Что для свекра-батюшки, Для свекрови-матушки: Перестали б скряжничать — Сели бы пображничать. А тебе, постылому, Старому
О Господи, пошли долготерпенье! Ночь целую сижу я напролет, Неволю мысль цензуре в угожденье, Неволю дух — напрасно! Не сойдет Ко мне твое святое
В альбомы пишут все обыкновенно Для памяти. Чего забыть нельзя? Все более иль менее забвенно. Писать в альбомы ненавижу я, Но вам пишу и
Оттепель… Поле чернеет; Кровля на церкви обмокла; Так вот и веет, и веет — Пахнет весною: сквозь стекла. С каждою новой ложбинкой Водополь все
Посвящается Аполлону Александровичу Григорьеву По болоту я ржавому еду, А за мною, по свежему следу, Сквозь трясину и тину, по стрелкам густой осоки, Кудри
Спал тяжело я, как будто в оковах, но в вещем во сне Синее, звездное небо пригрезилось мне; Каждою яркой звездою, сопутницей ночи, Жгло мне
Друг мой добрый! Пойдем мы с тобой на балкон, Поглядим на осенний, седой небосклон — Ни звезды нет на небе, и только березы Отряхают
Стихнул говор карнавала, На поля роса упала, Месяц землю серебрит, Все спокойно, море спит. Волны нянчают гондолу… «Спой, синьора, баркаролу! Маску черную долой, Обойми
Из А. Мицкевича Красавица моя! на что нам разговоры? Зачем, когда хотим мы чувством поделиться, Зачем не можем мы душою прямо слиться И не
Ты на Юлию смотришь художником — Не отцом: ты прямой сибарит, А не римлянин ты… Над треножником Аравийская мирра горит; Мягко ложе твое постилается;
Нет предела стремлению жадному… Нет исхода труду безуспешному… Нет конца и пути безотрадному… Боже, милостив буди мне, грешному.
Окрыленная пляской без роздыху, Закаленная в сером огне, Ты, помпеянка, мчишься по воздуху, Не по этой спаленной стене. Опрозрачила ткань паутинная Твой призывно откинутый
Итак, вы ждете от меня Письма по-русски для науки? С юных лет Слова: письмо, печать, пакет Во мне вселяли отвращенье. Я думал: «Господи! писать
Цветут камелия и роза, Но их не видит мотылек: Ты жизнь и смерть его, ты — греза Певца цветов, моя мимоза, Мой целомудренный цветок,
«Я — цветок полевой, я — лилея долин». — «Голубица моя белолонная Между юных подруг — словно в тернии крин». — «Словно яблонь в
Ох, холодно!.. Жаль, градусника нету… А у меня, с заутрени, мороз На стекла набросал гирлянды белых роз, И все — одна в одну, как
Боже мой, боже! Ответствуй: зачем Ты на призывы душевные нем, И отчего ты, господь-Саваоф, Словно не слышишь молитвенных слов? Нет, услыхал ты, узнал —
Кате Мей Года прошли с тех пор обычным чередом, Как, силы юные в семейной лени тратя, С тобою вечера просиживал я, Катя, В глуши
Уж полночь на дворе… Еще два-три мгновенья — И отживающий навеки отживет И канет в прошлое — в ту вечность без движенья… Как грустно
Во сыром бору сосна стоит, растет; Во чистом поле метель гудит, поет; Над землею тучи серые шатром; На земле снега пушистые ковром; Вьюга, холод,
Я меньше братьев был, о боже, И всех в дому отца моложе, И пас отцовские стада; Но руки отрока тогда Псалтирь священную сложили, Персты
Все шестьдесят моих цариц И восемьдесят с ними Моих наложниц пали ниц С поклонами немыми Перед тобой, и всей толпой Рабыни, вслед за ними,
Как наладили: «Дурак, Брось ходить в царев кабак!» Так и ладят все одно: «Пей ты воду, не вино — Вон хошь речке поклонись, Хошь
Ю. И. Липиной Знаешь ли, Юленька, что мне недавно приснилося?.. Будто живется опять мне, как смолоду жилося; Будто мне на сердце веет бывалыми веснами:
Говорит султанша канарейке: «Птичка! Лучше в тереме высоком Щебетать и песни петь Зюлейке, Чем порхать на Западе далеком? Спой же мне про за-море, певичка,
В низенькой светелке, с створчатым окном Светится лампадка в сумраке ночном: Слабый огонечек то совсем замрет, То дрожащим светом стены обольет. Новая светелка чисто
Я люблю в вас не врача, Не хвалю, что честно лечите, Что рецептами сплеча Никого не искалечите. Я люблю в вас смелость дум, Руку
Я не обманывал тебя, Когда, как бешеный любя, Я рвал себе на части душу И не сказал, что пытки трушу. Я и теперь не