Обзавестись в преклонные года Ты можешь внуками, но все же никогда Не будешь дедушкой Крыловым. Перемены Такой не жди, покорствуя судьбе, Придется целый век
Стихотворения поэта Минаев Дмитрий Дмитриевич
Гражданин Молчи, толпа!.. Твой детский ропот Тревожит мирный сон граждан. Ужели был напрасно дан Тебе на свете долгий опыт?.. Тебя, капризную толпу, Ведем мы
Я, обожая панну Лизу, Меж двух огней попал, как в ад: Любовь — влечет меня на мызу, Долг службы — тянет на парад. О
Непризнанный пророк, Воспламеняясь часто, Аверкиев изрек: «Писать не стану: баста!» И невская печать Теперь в большой тревоге: А ну, как он опять Строчить начнет,
3. Мотив ясно-лирический Тихий вечер навевает Грезы наяву, Соловей не умолкает… Вот я чем живу. Месяц льет потоки света… Сел я на траву, —
Послушать вас — вам все сродни на свете. Заговорят случайно о Гамбетте — Окажется Гамбетта ваш confrere*; Рошфор — ваш кум, граф Бисмарк —
Не верьте клевете, что мы стоим на месте, Хоть злые языки про это и звонят… Нет, нет, мы не стоим недвижно, но все вместе
Залит бал волнами света; Благовонием нагрета, Зала млеет, как букет. Упоительно-небрежно, Зажигательно-мятежно Ноет скрипка и кларнет. В вихре звуков, в море жара, С сладострастием
У редактора газеты, Злой противницы движенья, Собрались друзья по зову Для совета в воскресенье. Уж давно редактор смелый И сотрудники газеты Встречу юного прогресса
Школьник Еду. Спереди и сзади Лишь поля одни встают. «Ну, пошел же, бога ради! Покажи лошадкам кнут». Полетела птицей тройка… Шел с котомкой за
Всегда неподкупен, велик И страшен для всех без различья, Смех честный — живой проводник Прогресса, любви и величья. Наивно-прямой, как дитя, Как мать —
Раз проселочной дорогою Ехал я — передо иной Брел с котомкою убогою Мужичок как лунь седой. На ногах лаптишки смятые, Весь с заплатками армяк.
Тихая звездная ночь. Друг мой, чего я хочу? Сладки в сметане грибы В тихую звездную ночь. Друг мой, тебя я люблю, Чем же мне
В России немец каждый, Чинов страдая жаждой, За них себя раз пять Позволит нам распять. По этой-то причине Перед тобою, росс, Он задирает нос
1. Мотив мрачно-обличительный Мир — это шайка мародеров, Где что ни шаг, то лжец иль тать: Мне одному такой дан норов, Чтоб эту сволочь
От германского поэта Перенять не в силах гений, Могут наши стихотворцы Брать размер его творений. Пусть рифмует через строчку Современный русский Гейне, А в
Правдиво так написан лес, Что все невольно изумляются. В таком лесу насмешки бес И эпиграмма заплутаются.
По паре ног у них двоих, Теперь же видя вкупе их, Два автора, на удивленье многим, Являются одним четвероногим.
Я люблю тебя во всем: . . . . . . . . . . . . . В бальном, газовом наряде, В море
Либерал от ног до темени, Возвещал он иногда: «До поры лишь и до времени Я молчу, — но, господа, Будет случай, и могучее Слово
Недаром он в родной стране Слывет «талантом»… по преданьям; Заглавье вяжется вполне В его романе с содержаньем. При чтеньи этих «Вешних вод» И их
Хапалов даровит, быть может, только дар-то Особый у него, и в наши времена «Морщин топографическая карта» Портретом называться не должна.
Люди взгляда высшего, Книг вы захотите ли! Пусть для класса низшего Пишут сочинители. Для чего вам более Все людское знание? Не того сословия —
Не диво, что клонил всех слушателей сон На лекциях его, но то одно, что он Сам не заснул от собственного чтенья, Гораздо большего достойно
1 Лет… неизвестных он лет. Ясный как день, напомаженный, Ходит счастливый поэт, Словно амур переряженный; Смотрит на всех свысока… Барышни лет сорока Шлют ему
Своею драмой донимая, Ты удивил весь Петербург: Лишь только в свите у Мамая Мог быть подобный драматург.
По недовольной, кислой мине, По безобидной воркотне, По отвращенью к новизне Мы узнаем тебя доныне, Крикун сороковых годов!.. Когда-то, с смелостью нежданной, Среди российских
За что — никак не разберу я — Ты лютым нашим стал врагом. Ты издавал стихи в Карлсруэ, Мы — их в России издаем.
Сразить могу тебя без всякого усилья, Журнальный паразит: Скажу, кто ты и как твоя фамилья, И ты — убит.
(Из хроник Академии художеств) Возвратись из села, Где, не ведая зла, Спал художник до наших времен, Сей угрюмый старик Надевает парик, И спешит в
В глухую ночь я шел Коломной, Дождь лил, и ветер с ног сбивал; Один вопрос головоломный Меня дорогою смущал: «Я так устал… идти далеко…
Ем ли суп из манных круп Или конский вижу круп — Мне на ум приходит Крупп, А за ним — большая масса, Груда «пушечного
Понемножку назад да назад, На такую придем мы дорожку, Что загонят нас всех, как телят, За Уральский хребет понемножку. Мы воздвигнем себе монумент, Монументов
На борзом коне воевода скакал Домой с своим верным слугою; Он три года ровно детей не видал, Расстался с женой дорогою. И в синюю
Друг друга любили они с бескорыстием оба; Казалось — любви бы хватило с избытком до гроба! Он был Славянин — и носил кучерскую поддевку,
Ведя журнальные дебаты, Страшись одной ужасной казни: Того гляди, из неприязни Укусишь самого себя ты И сгинешь от водобоязни.
(Посвящается автору «La nuit de st.-Sylvestre» {*} и «Истории двух калош») {* «Ночь под Новый год» (франц.).- Ред.} (Перевод с французского) Был век славный,
«Эх! не плачь, кума! Значит — дело земское!..» — «Знаю и сама, Да ведь сердце женское. Врозь с ним — нет житья…» — «Не
«Увидавши Росси в «Лире» И взглянув на дело шире, Нильский сам имеет честь Взять роль Лира…» — «Вот так ново! В «Лире» шут один
Про порядки новые Подтвердились слухи: Августа шестого я Был совсем не в духе, И меня коробили Ликованья в прессе: Ей perpetuum mobile* Грезится в
Эта драма назваться должна, Чтоб избегнуть скандала немалого, Уж совсем не «Чужая вина», А вина — господина Устрялова.
Вы правы, милые певцы! Все изменяется на свете: Не признавали вас отцы, Так, может быть, признают дети.
У тебя, бедняк, в кармане Грош в почете — и в большом, А в затейливом романе Миллионы нипочем. Холод терпим мы, славяне, В доме
С толпой журнальных кунаков Своим изданьем, без сомненья, С успехом заменил Катков В России Третье отделенье.
Sic transit gloria mundi. Так проходит земная слава (лат.) С расстройством в голове Давно — лет десять будет — Доносит, рядит, судит Фискал один
Обучена в хорошей школе Ты, муза бедная моя! От света, с тайным чувством боли, Желанья жгучие тая, Ты изломала бич сатиры И сходишь так
Сюжет по дарованью и по силам Умея для картины выбирать, Художник хорошо владеет… шилом — Тьфу! — кистью — я хотел сказать.
Король негодует, то взад, то вперед По зале пустынной шагая; Как раненый зверь, он и мечет и рвет, Суровые брови сдвигая. Король негодует: «Что
«Какого мненья вы об С.?» — «Да о котором?» — «О fils’e: ведь на сцене только fils!» * — «Он — я о нем
«Я внук Карамзина!» — Изрек в исходе года Мещерский. — «Вот-те-на!» Пошел такого рода Гул посреди народа: «При чем же тут порода? И в