Всегда неподкупен, велик И страшен для всех без различья, Смех честный — живой проводник Прогресса, любви и величья. Наивно-прямой, как дитя, Как мать —
Стихотворения поэта Минаев Дмитрий Дмитриевич
Раз проселочной дорогою Ехал я — передо иной Брел с котомкою убогою Мужичок как лунь седой. На ногах лаптишки смятые, Весь с заплатками армяк.
Тихая звездная ночь. Друг мой, чего я хочу? Сладки в сметане грибы В тихую звездную ночь. Друг мой, тебя я люблю, Чем же мне
В России немец каждый, Чинов страдая жаждой, За них себя раз пять Позволит нам распять. По этой-то причине Перед тобою, росс, Он задирает нос
1. Мотив мрачно-обличительный Мир — это шайка мародеров, Где что ни шаг, то лжец иль тать: Мне одному такой дан норов, Чтоб эту сволочь
От германского поэта Перенять не в силах гений, Могут наши стихотворцы Брать размер его творений. Пусть рифмует через строчку Современный русский Гейне, А в
Правдиво так написан лес, Что все невольно изумляются. В таком лесу насмешки бес И эпиграмма заплутаются.
По паре ног у них двоих, Теперь же видя вкупе их, Два автора, на удивленье многим, Являются одним четвероногим.
Я люблю тебя во всем: . . . . . . . . . . . . . В бальном, газовом наряде, В море
Либерал от ног до темени, Возвещал он иногда: «До поры лишь и до времени Я молчу, — но, господа, Будет случай, и могучее Слово
Недаром он в родной стране Слывет «талантом»… по преданьям; Заглавье вяжется вполне В его романе с содержаньем. При чтеньи этих «Вешних вод» И их
Хапалов даровит, быть может, только дар-то Особый у него, и в наши времена «Морщин топографическая карта» Портретом называться не должна.
Люди взгляда высшего, Книг вы захотите ли! Пусть для класса низшего Пишут сочинители. Для чего вам более Все людское знание? Не того сословия —
Не диво, что клонил всех слушателей сон На лекциях его, но то одно, что он Сам не заснул от собственного чтенья, Гораздо большего достойно
1 Лет… неизвестных он лет. Ясный как день, напомаженный, Ходит счастливый поэт, Словно амур переряженный; Смотрит на всех свысока… Барышни лет сорока Шлют ему
Своею драмой донимая, Ты удивил весь Петербург: Лишь только в свите у Мамая Мог быть подобный драматург.
По недовольной, кислой мине, По безобидной воркотне, По отвращенью к новизне Мы узнаем тебя доныне, Крикун сороковых годов!.. Когда-то, с смелостью нежданной, Среди российских
За что — никак не разберу я — Ты лютым нашим стал врагом. Ты издавал стихи в Карлсруэ, Мы — их в России издаем.
Сразить могу тебя без всякого усилья, Журнальный паразит: Скажу, кто ты и как твоя фамилья, И ты — убит.
(Из хроник Академии художеств) Возвратись из села, Где, не ведая зла, Спал художник до наших времен, Сей угрюмый старик Надевает парик, И спешит в