Мария! завтра я у Ваших ног! Сегодня нужно мне еще так много И посмотреть и сделать. Я не видел Мой город с той поры,
Стихотворения поэта Муни
Бубенцами зазвенев В пляске ломких стройных линий, Подходи ты к той из дев, Что красивей королев, Чей безудержен напев — К черно-красной Коломбине. Ах,
В твоих чертах зловещая гримаса, В твоих чертах голодная тоска. Так не минуешь ты положенного часа, И гибель страшная близка. И ты цепляешься за
Как уютно на мягком диване Ты закуталась в белую шаль. Старых снов побледневшие ткани. Уходящего вечера жаль. Меркнут угли под сизой золою, Мягкий сумрак
Как много ласковых имен И уменьшительных словечек Ты мне принес, мой легкий сон, Мой синеглазый человечек. Вот в комнату ко мне вбежал, Пугливо вспрыгнул
И все ж не уйду я из жизни: Брожу по земле я и жду. Не в дальней небесной отчизне, Я здесь свое счастье найду.
О, как томителен мой день! В суровом небе нет просвета. А ты, моя родная тень, Нигде иль в позабытом «где-то». Не наяву, под шепот
М. Х. Июльский день так прян и пышен В убранстве, ярко-золоченом. Пригоршню спелых красных вишен, Смеясь, ты бросила в лицо нам. Мы за тобою
Дай-ка в косички заплету тебе я Пушистые волосики — золотистый лен. Маленькая девочка — вся любовь моя, Маленькая девочка — мой светлый сон. Золотую
Судьба моя простая: Искать и не найти, За счастьем бегать, зная, Что нет к нему пути, Стучать клюкой дорожной В чужие ворота, Входить где
С утра нехитрая работа — Мельканье деревянных спиц. И не собьет меня со счета Ни смех детей, ни пенье птиц. На окнах кустики герани,
Гляжу в лицо я пылающей тверди. Тверд и ровен мой гулкий шаг. Шелестит на высоко поднятой жерди Победное знамя — красный флаг. ,3а мною
На что мне блеск зари златистой И полдня пламенные сны? Милей звезда на тверди чистой, Дыханье полночи душистой, Улыбка томная луны…
…И в голубой тоске озерной, И в нежных стонах камыша, Дремой окована упорной, Таится сонная Душа. И ветер, с тихой лаской тронув Верхи шумящие
Я в этом мире, как слепой, Иду и ничего не вижу, Но ничего и не обижу Своей бессильной клеветой. Я знаю: солнцем красен день,
За пеленой тумана плотной Не видно мне домов. Лечу, как ветер беззаботный, Под звон оков. Лечу, от воли пьяной воя, Я, беглый тать, И
Белее зори, воздух реже, Красней и золотей листва. Сквозь почерневших веток — реже Светлей и легче синева. Проходишь ты дорожкой узкой, И взор рассеянный
Вы опять подкрались незаметно, Дни без дум, сомнений и тревог. Все вокруг так тихо и приветно, Сердцу радостному близок детский Бог. Ветер клонит пожелтевший
Из мира яркого явлений Меня увел мой властный гнев. И вот я жил, оцепенев, Среди мечтаний и видений. И я творил миры иные, Иных
В пустых полях холодный ветер свищет, Осенний тонкий бич. В пустых полях бездомным зверем рыщет Мой поздний клич. Поля, застыв в глухом недобром смехе,
Я камень. Я безвольно-тяжкий камень, Что в гору катит, как Сизиф, судьба. И я качусь с покорностью раба. Я камень, я безвольно-тяжкий камень. Но
Воздух легкий, как забвенье, Еле слышный листьев шелест, Только будто Парки пенье, Только будто смертью веет. Не скрываясь, не играя, Нити ножницами режет, Не
За темной рощей на лугу Горят огни Купальской ночи. И красный свет слепит мне очи. Я в сердце тайну берегу. Тревоги полон суеверной, Иду
Ты в зимний вечер ждешь меня покорно С раскрытым томом Фета на диване. Недвижны крылья темные латаний, Но тень дрожит на кафели узорной. Ах,
Подстриженных деревьев низкий ряд. Усыпанная гравием дорожка. Здесь каблучком стучит порою ножка, И мятым шелком юбки шелестят. Когда не вовсе Ваш притворен взгляд И
Они идут в одеждах пыльно-серых, В широких складках укрывая лица. Кто раб из них? Кто пышная царица? Ни пола нет, ни возраста в химерах:
На побледневшей тихой тверди Последних звезд огонь потух. На старой огородной жерди Вертится жестяной петух. Пяток березок невысоких Да тощий кустик бузины. Моих томлений
Не тянет глубь. Не манит высь. А пустота ночей страшна. Недоброй гостьи берегись. Беги полночного окна. Она страшнее, чем гроза. Она к стеклу прильнет,
У нас весна. Звенят капели. И день, и ночь веселый звон. Как будто птицы налетели Со всех концов, со всех сторон. Лучи блестят на
Чистой к Жениху горя любовью, Вечной ризой блещет сонм подруг. — К твоему склонюсь я изголовью, Мой земной непозабытый друг. Ветерок — мое дыханье
«Мир успокоенной душе моей», Немного призраков осталось в ней. И сердцу мир — без боли, без огня, Не мучит и не радует меня. Что
Я дремлю. И мне грезятся пагоды В позабытой священной стране. С бузины тихо падают ягоды На раскрытую книгу ко мне. Мой гамак меж берез
Над мутно-опаловой гладью Вечернее солнце зажглось, И ветер примолкший играет Душистою тонкою прядью Твоих золотистых волос. В вечернем шуршанье осоки, В ленивом плесканье весла
Прости. Прохладой тонкой веет, И вечер ясный недалек. Под лаской ветра цепенеет Журчащих вод бегущий ток. И свист осенней непогоды В безбурном воздухе слышней,
Мне радостей не принесла, Живой водой не напоила, Ты в чашу темный сок лила И мне со смехом подносила. Из гроздий ядовитый сок Ты
Посвящается М. С. М. Я — царевна пленная. В башне я одна. Моет камень пенная Белая волна. За решеткой черною Взор полуослеп. Я стопой
I. «Окна завешены шторами…» Окна завешены шторами, Трещит, разгораясь, камин. Сердце биеньями скорыми, Сердце больными укорами Твердит: ты один! ты один! Маятник ходит размеренно,
Я ушел далеко. Спал и видел сны. Видел, видел око светлое Весны. Радостное чудо — грезы первых снов, Светлый мир откуда вечно юн и
Тоскою прежнею дыша, Я вновь твоей покорен воле! Пусть охлажденная душа Тебя не вспоминает боле. Пусть на тоскливый мой удел, Такой и будничный, и
Нисходит полдень пыльный, Лежу на спаленной траве. Блуждает взор бессильный В пустой небес синеве. О, светлый, мой светлый жребий: Раскинув руки лежать, Забыть о
Пьянящий острый аромат Стогами сложенного сена. Бежав от тягостного плена, Зеленой ширью тешу взгляд. Здесь, на обломках давней были, Где землю воспоила кровь, Моей
За стеною матчиш на разбитом пьянино. В коридоре звонки, разговор, беготня… О, как грустно на склоне осеннего дня! За стеною матчиш на разбитом пьянино.
Шмелей медовый голос Гудит, гудит в полях. О сердце! Ты боролось. Теперь ты спелый колос. Зовет тебя земля. Вдоль по дороге пыльной Крутится зыбкий
Мы легкое племя. Тютчев Золотые вьются листья В золотой веселой пляске. Сколько мудрой, легкой грусти В этих прыгающих блестках. Солнце тоже очень мудро: Знает,
Вот лодка врезалась в камыш. И треск стеблей, и острый шорох., И ты недвижная сидишь С недетской робостью во взорах. О, как далек страстей
Шурши, мой белый балахон, Со щек поблекших сыпься, пудра. Итак, я Вами вновь прощен, Как это благостно и мудро. Я снова Ваш, я снова
Я не прерву вечернего молчанья, Я не скажу, как нежно Вас люблю я, И ваших рук я не коснусь, целуя. Уйду, сказав глухое «до
Ваш поцелуй, мне данный неохотно, Надменный взор, сказавший гордо: пусть! Вы все ж рассеяли души сухую грусть, И вот опять я весел беззаботно. Чтоб
И дни мои идут, и цвет ланит бледней, И скудная любовь моих не красит дней. Закат мою тоску пленяет тихой кровью, А нужно мне
Пускай мой прах в стране немилой Сокроет хладная земля, — Над здешней вечною могилой Нетленны Ваши тополя.