Насущный хлеб и сух и горек,
Но трижды сух и горек хлеб,
Надломленный тобой, историк,
На конченном пиру судеб.
Как редко торжествует память
За кругозором наших дней
Как трудно нам переупрямить
Упорствующий быт камней!
Безумное единоборство —
И здесь, на берегах Днепра:
Во имя мертвой Евы торс твой,
Адам, лишается ребра.
Не признавая Фундуклея
И бибиковских тополей,
Таит софийская лилея
Небесной мудрости елей.
Растреллием под архитравы
Взметен, застрял на острие
Осколок всероссийской славы —
Елизаветинское Е.
Но там, где никнет ювелира
И каменщика скудный бред,
Взгляни — в орлином клюве лира
Восхищена, как Ганимед.
Скользи за мною — над затором
Домов, соборов, тополей —
В зодиакальный круг, в котором
Неистовствовал Водолей.
Чу! Древне-женственной дигамме,
Ты слышишь, вторит вздох спмца:
Чу! Не хрустит ли под ногами
Скорлупа Ледина яйца?
Ты видишь: мабель и дилговий
Доступны, как разлив Днепра,
Пока звенит в орлином клюве
Лировозникшее вчера.
Оно-твое! И в кубке Гебы,
На дне ли скифского ковша —
Одна и та же вечность, где бы
Ее ни обрела душа
(2 votes, average: 3,50 out of 5)