Всего несноснее презренье,
Которым платят за любовь;
Тогда и жизнь — не жизнь: мученье;
Тогда под тяжестью оков
Злосчастный вмиг изнемогает;
Он стонет, сохнет, воздыхает,
В безмолвьи горьки слезы льет
И вдруг с отчаянья умрет.
«Жестокая! — кричит в отперто
Окошко рыцарь Гулливер. —
Мое намерение твердо:
Решился я — умру теперь!
Умру, сокроюсь в мрак могилы!» —
Сказал и, все собравши силы,
Вспрыгнул он на окно — стоит —
И быстро сверху вниз… глядит.
Настал обеда час; любовник,
Себя дивяся, вопросил:
«Как? Я — еще я не покойник?»
(Тут нож он со стола схватил.)
«Тебе готова, Нина, жертва:
Увидев Гулливера мертва,
Познаешь, как тебя любил!» —
И ножик рыцарь… в хлеб вонзил.
Потом, накушавшись досыта,
Опять о смерти вспомнил он.
«Не будешь мною, смерть, забыта,
Скончаю жизнь, прерву мой стон;
Скончаю не ножом, не гладом,
А как мудрец афинский*) — ядом!» —
И тотчас выпил он до дна
(О ужас!) целый штоф… вина.
«Чего ж еще на свете медлю! —
С досадой Гулливер вскричал. —
Подайте молот, гвоздь и петлю;
Довольно, бедный, я страдал!
Свершилось! Боле жить не смею;
Пускай меж небом и землею
Меня увидит мой предмет!»
И вот висит… его портрет.
«Нет, мешкать долее не буду! —
Он мыслит. — Долго ли терпеть?
Я Нины ввек не позабуду:
Итак, пора мне умереть.
Геройской дух явлю на деле:
Пойду и задушусь — в постеле,
Не встанет Гулливер с одра!»
Пошел и… проспал до yтpa.
(2 votes, average: 4,50 out of 5)