Не сотвори себе кумира! Святая заповедь, она Еще в эпохе древней мира Была торжественно дана. А нам священные глаголы И этот благостный завет Знакомы
Стихотворения поэта Пальмин Лиодор Иванович
О, гражданские поэты, Вы, скорбящие навзрыд! С берегов унылой Леты Ваше кваканье звучит Так бездарно-заунывно, Что немножко и противно… Бросьте в дудочки пищать Песню
У нас есть чудное одно Таинственное эхо. Как вторит возгласам оно. Карающего смеха! На голос истины святой, Великого призванья Оно шумит в стране родной,
Кипят поколенья несметных людей, Как мелкая пена морская, Проходят ряды королей и царей; Во мраке веков исчезая. В хаосе стремлений, трудов и забот Мрут
Пред силой грозною и дикой, В упор грозящему мечу — Я в виде птицы невеликой Порой таюся и молчу. Но ныне страшно и молчанье,
С доброй чаркой в руке, над куском ветчины Вдохновенно слагаю я оду: О блаженные свиньи, вы вечно полны Благодетельной пользы народу! Пожираете вы, что
По рынку враждующих партий В молчании истина шла; Ее снеговая одежда Чиста безупречно была. Был прост, мишурой не украшен Ее незатейный убор, Величием скромным
Что день — то дел обычный ход, Что день — то мелкая забота; Попавши в их водоворот, Живешь без дум и без отчета. Сегодня
Стальной щетиною отточенных штыков Закутан целый свет, как будто чудным мехом. Наш европейский мир лелеемый таков! А пушки грозные готовы адским смехом Над ним
(Мотив из североамериканского поэта) За честь и свободу родимой страны Мы храбро с врагами дрались, Поля боевые все кровью полны, И стоны до неба
По гранитным уступам угрюмой тюрьмы Воет жалобно ветер ночной; За решеткой тюремной мелькает лицо, Озаренное тусклой луной. Черных туч вереницы капризной толпой По небесному
Вот он перед нами, храм священный, древний, Ставший балаганом, рынком и харчевней, — Храм литературы, древле чтимый свято, Где жрецами были гении когда-то… Где
Увы, не видно Феба За мглою безотрадной! Заклеено все небо Газетой ретроградной. Вся тьмой земля объята: Не пропускает света Обширного формата Небесная газета… И
Пламенным морем струится сияние, С грохотом тучи вверху разверзаются, Страшен рокочущий гром. Грозные тучи — земное даяние: С нивы и с поля они собираются
Писатели-братья! друг с другом на свете, Как будто в лесу непроглядно-глухом, Аукаться будем, как малые дети, Летучею мыслью, крылатым стихом, Правдивым, с отвагою сказанным
Холодная полночь деревней идет, Покрытая черною мглою, В чепце и фуфайке идет и трясет Своею седой головою. Идет и колотит морозной клюкой В избу
Бой за идею кипит во вселенной, Кроет арену туман. Ты, барабанщик, поэт вдохновенный, Бей в барабан, в барабан! Пусть барабаны во вражнем стане Громче,
Нет либеральнее эпохи: Куда ни взглянь — в углу, в щели — Все: крысы, мыши, даже блохи Протестовать уже пошли. Все: комары, и моль,
Надменный гений человека Вознесся гордо до небес, Светил, блуждающих от века, Определил объем и вес; Измерил точно сферы неба, Глубь океанов и морей, Лишь
Когда б Сократ, Платон иль Пифагор Вдруг из могил нежданно встали ныне, Поник бы их смущенный, робкий взор При блещущей невиданной картине: Здесь паровоз,
От столицы до столицы, Через долы и поля, Вьются, носятся, как птицы, Сторублевых вереницы, Груды серий, векселя. Сотни тысяч, миллионы Совершают перелет, И стадами,
Мы по примеру обезьян Во всем Европе подражаем, Берем из Франции канкан, В Париже моды занимаем. Все занято, что ни спроси, От наций западной
На улице нашей, меж новеньких зданий, Есть древняя церковь одна, Священных легенд и старинных преданий С времен позабытых полна. Одни за другими столетья чредою
О, сколько поэты родные Рифмованных пролили слез В альбомы, в журналы былые И в чашечки вянущих роз! Как много в них страстной истомы И
Мне говорят, что злой я сын отчизны. За то, что в ней я все порой кляну, И слышу я нередко укоризны, Что не люблю
Плохо живется… Но, мнится, средь света Я не один лишь страдаю, но где-то Тоже страданье живет… Пусть же к порогу далекого брата Мимо чертогов,
Мрачные, серые дни без рассвета! Солнышко божье скрывается где-то. Мрачные зимние дни! Серы, безжизненны, тусклы и люди, Искры небесной не кроют их груди… Так
С возом тяжелым лошадка худая Бьется, все силы свои надрывая, Мечется, рвется, храпит. Падает зверь, неповинный и жалкий, Падает он под мужицкою палкой… Грустный
Пусть в багрянице и пышной порфире Власть и богатство у всех на виду, — Дайте на жизненном пире Место святому труду! Жизнь — это
Пускай идет и гений и наука Своим путем, Пускай от их торжественного звука Встает содом. Хитри наш ум и, мудрствуя лукаво, Иди в войну
Песни ноющей, песни уныло-больной Надоели мне мрачные звуки… О, расстанься, певец, с вечно грустной струной, Что звучит лишь про горе да муки! Спой мне
Не те погибли, кто упал В борьбе неравной и суровой Или кто доблестно стяжал Венец мучительно-терновый.. Нет, не они погибли, нет, — Кто грубой
Сказка Раз в кошельке червонцу Соседом был пятак, Один подобен солнцу, Другой совсем бедняк. Они вели от скуки Беседу про людей, Но вот пора
В нашей новой гуманной эпохе Все прощается людям порой: Вор, укравший народные крохи, Крупной кражи, растраты герой, Или взяточник ловкий, нахальный, Иль заведомо истый
Пусть никто из вас не взыщет, Если песнь моя порой, Словно ворон, злобно рыщет И насмешливо просвищет Над иною головой. Если в ухе идиота
С нуждой тяжелой вечно споря, Бедняк повеситься хотел; Ему от голода и горя Весь мир господен надоел. Уж он болтался в петле узкой, Как
Была пора: поэзия венчала Святым венцом героев и богов, — Поэта гимн во храме идеала Священней был всех жертвенных даров. Таили чудно вещей лиры
Какая, боже, нищета! Вокруг репейник и овраги… Вон стадо тощего скота, Вон люди, голодны и наги… Вкруг избы курные села Дымятся; в них сидят
Не то кабак, не то толкучка. Не то музей иль храм богов; Где ни шагнешь — повсюду кучка Полужрецов, полушутов. Тут ярко блещут идеалы,
Бедняк Михей давно женат И, маясь в горе и кручине, Имеет шестеро ребят Благодаря своей Арине. Куда как жизнь его трудна! Все не спорится
Не плачьте над трупами павших борцов, Погибших с оружьем в руках, Не пойте над ними надгробных стихов, Слезой не скверните их прах. Не нужно
Скучна компания такая, Где вы сидите меж гостей, Но, с осторожностью болтая, Таите глубь души своей; Где вы не скажете ни слова О том,