Здесь, в девятиэтажке с видом на сумасшедший дом —
во поле, где ромашки над заводским прудом
салютуют выбросам коксовых батарей —
трудно нормальным выбраться вечером из дверей!
В мае, в июне перистом, в августе дорогом —
дети кричат в песочницах, но мрачно молчит дурдом,
заполоненный зеленью квелою городской
и опоенный зельями, смешанными с тоской.
Вот она, воля вольная, горький калейдоскоп —
Наполеон с Гагариным встретились здесь лоб в лоб,
Цезарь пирует с цензором… Вахту сдает вахтер.
К полночи раскрывается звездный, сквозной шатер.
Я понимаю, милая, ласковая моя, —
ты это ты и, следовательно, я это тоже я.
Через пустырь с проплешиной, хлам и металлолом —
как поводырь ослепших всех в Лету летит тот дом!
Что ж твою душу трогает? Это не наша скорбь.
…Утром послушно горбится старого дома горб.
Рыцари и оратаи, жертвы и палачи
скрытно куют в палатах там панцири и мечи.
И проходящий мимо них дюжий, хмельной медбрат
сплевывает в сторонку и очень, похоже, рад —
что эти души бедные, глупые дураки,
вздрагивая, поглядывают на гирю его руки!
(1 votes, average: 5,00 out of 5)