Поэзия, Что ты — судьба земли, Царица дня, Надевшая корону, Иль женщина, Доящая корову, Земная мать, Кормилица семьи?! Не ради ль этой маеты великой,
Стихотворения поэта Поперечный Анатолий Григорьевич
Ты встаешь, как из тумана, Раздвигая грудью рожь, — Ты ему, навстречу, Анна, Белым лебедем плывешь. Мягких трав великолепье, Тишина у той тропы, Но
В открытом море я слышал смех, Такого смеха не слыхали вы. Как будто смеялась сама смерть, С клювом мартына и зрачком совы. В открытом
На перегонах рыжая трава. И кони на равнинах. Кони, кони… И еду я опять в восьмом вагоне В страну, где ты всегда была права.
А было ли крещенье на Руси?! Иль это просто древнее поверье? Ты Ярославною заголоси И у меня, у грешного, спроси, Отвечу: было! Потому что
Когда за холм покатится звезда И дрогнут, что-то вспомнив, виадуки, Далекие ночные поезда, Я снова слышу ваши перестуки. Я снова вижу: небо над мостом,
Я видел, как ромашка улыбалась В лесу над просветляющим ручьем. Я подсмотрел таинственную малость, А может, это мне лишь показалось, Я клен толкнул нечаянно
Холм, травой поросший, На закате дня. Что-нибудь попроще Спойте для меня. Голубые травы, Чудо-васильки, У глухой заставы, У глубынь-реки. Спойте-успокоите Маету души. Больно на
Ржавеют в могильных курганах Сарматских умельцев дары, Орудья железного века: Кинжалы, серпы, топоры. Разгульная удаль кочевья По травам Поволжья прошла, Податливых жен иноверов Кидая
Шальные ливни в бубны лупят, А взор ее полночный тих. Таких, как эта, долго любят, Но дольше забывают их. Таких, как эта, прочат в
Еще не раз в родном краю, Под пенье ранних птиц, У этих окон постою, Как у святых криниц. Не буду в ставенку стучать, Не
Эту пристань зовут Бир-Косою. Мы одни — Как, не ведаю сам. В мире — Время кричать козодою И плескаться тяжелым сомам. В мире —
Любовь на душу населения, На каждый метр квадратный мерь, Но, уважая население, Статистика, не лицемерь. Любовь, Все вы, Любовь Петровна, Так величаво вас условно
Уходит лето понемногу, Уже беря тепло взаймы. Иду на белуга дорогу, На трудный твердый шлях Земли… Иду. Степь к горлу подступает. Воспоминаньями тесня, Все
А жизнь все манит вглубь, Влечет. Где бог? Где человек? Где черт? Где, черт возьми, Удача, Где Любовь, Сгоревшая в огне? Где молодость, Где
Догорает бересклет, Стынет роща-звонница. На листве опавшей след, Лисий след бессонницы, — По росе, по холодку, По грибной по сырости, На опушку, к ручейку,
Станок для чутких рук, Душа и радость наша, Кружит гончарный круг — И вот готова чаша. Не глиняный сосуд Для утвари домашней — Творенье,
Теплая, дрожливая, живая, Каждого травинкой льнешь ко мне. Я лежу, невольно прижимая Землю к сердцу, Сердце же — к земле. Я лежу под звездами
Трава у дома, Синяя трава, Зеленая и желтая, Сырая… Трава, как эти поздние слова Признаний, Прилетающих, как стая. Трава у дома,.. Выйдешь на порог,
А что такое, в сущности, удача? — В работе — чудо с выдумкой в придачу, Надежный друг и верная жена, На черный день —
Мне б кинуться с обрыва — В степное забытье, Чтоб хлынула крапива Опять в лицо мое. Пахнула в ноздри сырость, Глухая лебеда… Мне б
Черные птицы над желтым жнивьем… Умер художник иль шепчет: «Живем!» Беден художник иль очень богат, Не поклоняясь деньгам и богам… Черные птицы над желтым
Не сотвори кумира, Возвысив песнь и стих, Средь милых и немилых, Средь смертных и святых; Средь суеты живущих, Где дни текут твои, Средь сильных,
Я сослан в одиночество свое, Как декабрист, Пожизненно, Навеки. Прошедший путь, Смежив устало веки, Припоминаю, Впавши в забытье. Я сослан в одиночество, Хотя Вокруг
Рассвело. На душе рассвело. И лежит, В синь упершись крылами, Посредине России село, С дальним окликом и петухами. И с высоким скобленым крыльцом, Где
Нынешней песни основа, Древо, живое внутри, Молодость древнего слова, Где ты, В верховьях зари Или в низовьях заката. Канула в лету времен? Или, как
Заглянул я в себя, как в колодец» И увидел, как будто в бреду, — Словно маленький канатоходец, Я по тонкому тросу иду. Шест держу
Сквозь соленого солнца накрапы Я надвинув зюйдвестку, смотрю, Как покачивают крабы На покатых спинах зарю. Мне понятна горячка путины, Когда руки без промаха злы.
Как пахнут чебрецом твои запястья И талостью задымлены уста! Барвинками и сладостным лукавством Приправлена глухая красота. И, при народе чуточку помешкав, Не расплескав достоинство
Терпкий запах повилики, Предвечерних трав настой, Говорят, ее великий Обожал сам Лев Толстой. Вкруг усадьбы зоревая В росах вызрела трава. Рига, лес, земля сырая
Мне шепчут боги: Не узнаешь рая, Познаешь муки ада, Сердца дрожь. Пойдешь за нею — Потеряешь радость, Покой утратишь, Счастья не найдешь. Пойдешь за
О фосфорящееся море! Фосфоресцирующий, я Плыву в тебя, Плыву от мола, Плыву от злого бытия. Плыву от скуки, От разлуки, От самого себя Плыву.
В степях Приингулья Подсолнухи пеги, Шиповник каленый Пожарно палит. А там, За курганом, Седая, как пепел, Утративши трепет, Стареет полынь, Полынь умирает, В степи
Как будто бы по дереву я лезу, Достичь своей вершины я хочу, Чтоб поглядеть, что там, за темным лесом, Что там, за лесом? —
Белая стружка на верстаке. Прядь на виске. Пусто в зале… Горькие яблоки на лотке, На опустевшем базаре. Горькие яблоки… Слезы надежд. Горькие яблоки —
На дно речушки опуститься, Открыть глаза хотя б на миг, Хотя б на миг забыть, Забыться, Вглядевшись в странный мутный мир; Ил возмутить, Вспугнуть
Гончар, сотвори кувшин! Так в Древней Руси повелось. А в нем — синевы аршин И горсть соловьиных слез. Гончар, сотвори горшок, Черный, как эта
Так все-таки есть сила духа! А немощность тела не в счет, Когда ты рванешь вдруг без стука Тяжелую дверь в небосвод; Когда, обжигаясь о
Как травами и ветрами, В степях твоих травлюсь Твоими я поверьями, Языческая Русь. За скифскими курганами, Подале от жилья, Вновь орды ураганами Гуляют вдоль
Упреки не спасут И не спасут сомненья, Когда на свой же суд Поэт несет творенье. Бее трезво оценив, Все напоследок взвесив, Свой труд —
Цветы тяжелые Востока! Я вас, как прежде, узнаю, Вас, зацветающих высоко У гиблой песни на краю. Цветы жестокие, густые, С похмелья, буйные в грозу,
Как в посконной рубахе, Стриженный под скобу, Дед Демьян возлежит В деревянном гробу. А крестьянским плечам Стенки гроба тесны. Как бескровные корни, Пальцы рук
Паром отчалил. На нем — участник, Войны участник, Весь в орденах. А на пароме — Еще корова, И воз соломы, И пес в репьях.
Улан-Удэ уходят поезда, Раскосые ведут их машинисты. И под откос летит моя звезда, И женщина на шее рвет монисто. И слезы рассыпаются во тьму,
В году, помню, сорок шестом, Нам видимый издалека, Стоял над обрывом детдом, Внизу разливалась река. Срываясь с уроков порой, Бежал я с портфелем к
А в лебеде травинки зябнут, А в лебедях по крыльям дрожь, Когда с корзиной, полной яблок, Ты, босоногая, идешь. А бабы зарятся ревниво, А
Мне чудятся звоны — То тразы звенят. В их храме зеленом Кузнечики спят. В их мире душистом — Емшан с резедой — Цветы первых
Шел солдат среди русских равнин Против танка — один на один. Шел солдат… Это было давно. И недавно, Но знаю одно — Шел солдат.
Останься, останься! Сойди навсегда На том полустанке, Где медлят года. Останься — в доверье Деревьев и снов. Останься — в поверьях И в музыке
Шли по Руси певцы. Грома смеялись. И дыбилась полдневная трава, На мощных деревах Листва менялась. Ветвились русла. Пела синева. Шли по Руси певцы. Простоволосы.