Нет на свете блага, кроме блага есть и пить, и женщину любить. Только знай: наступит время плакать, время ветер за руки ловить. Ибо все
Стихотворения поэта Попов Борис Емельянович
Пьяный ветер распутья крыши рвет на ходу. Снега нет и не будет в этом страшном году. Обещает астролог — и почти задарма: будет гнет,
…вязала мама теплые носки для сына непутевого, вязала носки для сына, чтобы от тоски не мерз сынок, не грелся на вокзалах. Слезящиеся серые глаза
Итак, октябрь… Суровая вода. Хмарь ледяная. Облака, как вата. И оплывает красная звезда Над прахом неизвестного солдата. Какой-то происходит демонтаж. Привыкший жить ни клято
Что же светится там, за годами — белый парус ли, черный ли снег? Все ль исполнится, что загадали мы с тобой на земле, человек?
А когда все это началось — он еще не понял, что случилось. Просто грусть осенняя клубилась в сердце, изболевшемся насквозь. И летели листья на
Забудь обо мне, неудача, И снова, и снова воскресни! Я вспомню, печаль свою пряча, Все песни Арбата и Пресни. И молодость вспомню дурную, И
Я родился под знаком Весов в городишке весьма невеселом, запирающем дверь на засов иль на два полновесных засова. Сторожащий шаги темноты и обученный лаю
Дм. Попову На перекрестках, смятых ветром, в пальтишке старом, налегке — срывает он сосульки с веток и долго держит в кулаке. В чернильных пятнышках
Огней предпраздничная дрожь, коварный гололед. …В начале марта не поймешь — то ль дождь, то ль снег идет. То ль это эхо с облаков
Быстро ль, медленно ль время течет — то ль по компасу, то ли на ощупь — бедный город железо печет и, испекши, бросает наотмашь.
Не поможет утюг и щетка: сколь с иголкою ни ворожи — все подкладка глядит решеткой, сквозь карманы ловя гроши. Расползаются швы… Ветшает ткань имперского
Светает в шесть. Покой. Пора бы и проснуться. Да не к кому щекой прощально прикоснуться. Светает в шесть… Апрель. Зимы как не бывало! И
За что любить тебя, революция, — за жизнь базарную, за старость бедную, за стансы блядские и оды куцые, за то, что сделал я и
Н. Године …И вот подхожу я к воротам районной больницы, Как будто вскрываю письмо в незнакомом конверте. И вижу недугами преображенные лица — Больничные
Что тебе, моя жизнь, ворковать-ворожить? После ночи бессонной устанешь и жить. После ночи бессонной и длинной, и после умывания ленного зеркала возле встрепенешься —
Дует, сквозит от обшивки полов. Светит, не грея, небесная бездна. Время снимания шапок с голов и подозрительных взглядов в подъездах. Время всеобщего бега трусцой,
А. Межирову Город пустой, осенний. Желтой листвы рванье. Ищущие спасенья прячутся за нее. Вот уж и холодает. В восемь уже темно. Улицы облетая, ветер
…То не ковка, то не плавка Юбилейная — то звон Разносимых вдрызг прилавков И разбрызганных окон. То не смех и то не шутка, И
Позабыл свои детские слезы, книжки Купера и Куприна, только помню гудки паровозов, проходящие в оторопь сна. В горький час, в горевой промежуток лишь привстану
Б. Чичибабину Ночная улица молчала, когда проснулся я и встал, и подошел к окну сначала, и от окна шагнул в провал уже горящего востока.
Это октябрь меня сводит с ума, это октябрь… Хоть бы скорей наступала зима — стужа хотя б! Чтобы не высунуть носа в мороз, чтобы
С. Гладковой …Что-то все-таки происходит. В спертом воздухе спиртом брызжет, и у рамы оконной бродит день хороший такой и рыжий. Похудела, небось, сластена, в
С приближением дня Черной Звезды, закупаю настой календулы и валерьяны, потому что делишки мои худы и горят к непогоде ушибы души и раны. А
За шлакоотвалами степь на сто верст — Былинная и небывалая! Дорога синей от сияния звезд За старыми шлакоотвалами. За шлакоотвалами лес да холмы —
Мы лето позабудем к декабрю. Нас будут волновать снега, метели, след реактивный, тянущий зарю поверх высоковольтных мачт и елей, иголки навостривших к декабрю. Мы
Снова долбят асфальт в честь какой-то обновы, смело пахнет смолою — весна как весна. И вздымаются купы сирени лилово, и уходит луна в синеву,
Вот и все. Я стар и страшен, Только никому не нужен, Как Евгений Рейн признался. Мы встречались под Москвой. Над дымами труб и башен
В. Мозговому Мой временный приют, прощай, не обессудь, что пыль в твоих углах на вечность уповает. Я сделал все, что мог. Но временный мой
Вот иду я по мокрому марту и стараюсь глядеть веселей. Открываю последнюю карту посреди городских тополей. Посреди штурмовых перестроек, посреди пепелищ и бугров, и
А как славяне песню затянули, как над столом столкнулись стаканы и сдвинулись разодранные стулья — так и распалась роза тишины! Тяжелое, ступенчатое пенье, как
И уходит последнее лето, забирая цветы и посулы, оставляя последнюю мету, словно в раковине посуду. И уходит последняя встреча — губы, волосы, руки, колени,
Я спокоен, когда ты спишь и постанываешь, и дышишь, тихо всхлипывая, и молчишь под защитою стен и крыши. В феврале — а у нас
Восьмого января была суббота. Стоял короткий и крикливый день. Но что-то не заладилась работа, И я сбежал от дела и людей. И посреди вечернего
О молодости хлопочу, Наряды юности латаю, За все наличными плачу И сдачу стыдную глотаю. Но нету прежнего огня. И сын, подросший ненароком, Уже косится
…И о чем ни скажу, ни спою — Издалече до нынешних пор — Сквозь несытую память мою Проступают то стыд, то позор. Ночью колется,
Подмосковное лето. Жестяная трава. Вот и песенка спета. Ты, конечно, права. Осыпаются, сохнут, Без укоров и слез — Ленты, бантики, лохмы Подмосковных берез. Стынет
Лилов, и желт, и фиолетов, и синь, и зелен ваш наряд. О, племя ленное наяд, воспламеняющихся летом! На травке или на мостках речных, вернее,
В. М. В этих комнатах пахло бумагой и книжной мглой. Запекался за шторой закат золотой смолой, и вставал я лениво, и шел я к
Ночью гром страшней, чем днем. Ночью молния смертельней. Ночью душно, как в котельной, август дышит за окном. Зреют поздние плоды. И, сужая круг, по
Евгению Рейну Снег над отчизной мартовский, мокрый тянется-вьется… Радуйся, брызни, музыка жизни!.. Что же ты смолкла, музыка жизни, музыка жизни? Вот постою я у
Отгорел, отпылал, отблестел и пожух наш сиреневый куст. Ангел бездны и тьмы пролетел. Город после полуночи пуст. Если ты до полуночи трезв — постарайся
Осмельтесь быть счастливыми, рассмейтесь перед грозами! Нет мира под оливами, нет мира под березами. Когда грачи печальные, крича, кружат над нивами — осмельтесь быть
1 Цыганская песня разлуки, И серьги, и бусы, и сны, И вольно летящие руки, И волосы из-за спины. О, как мы играем героев! Прощай,
Уже облетает листва с тополей, и сразу не выяснить — рано иль поздно. Осенние звезды крупней и круглей, чем сонные, синие, летние звезды. Уже
Жизнь идет, как скорый поезд, с остановками в пути, как зачуханная повесть, где чухонки не найти. Жизнь идет, меняя стрелки, проводник несет белье. Пьет
Бессонница глядит в мое окно зелеными квадратными очами. И пожимает пасмурно плечами бессонница, и пьет мое вино. И полночи сырая духота не движется, поскольку
Я из дому вышел и к дому пришел. А дома лютуют, роняя тарелки. И держатся за сердце, комкая шелк, И, словно на скрипке, играют
Сегодня начинается сегодня. И хмурая июльская пора, Как сваха безработная, как сводня, Все семечками сыплет у двора, Ютясь на недокрашенной скамейке. Да, по всему
А. Павлову Мы с ним дружили в годы, что теперь застойными назвали. Вместе пили, входили в окна и влезали в дверь к одним подругам,