Была туманная луна, И были нежные березы… О март-апрель, какие слезы! Во сне какие имена! Туман весны, туман страстей, Рассудка тайные угрозы… О март-апрель,
Стихотворения поэта Самойлов Давид
Вот в эту пору листопада, Где ветра кислое вино, Когда и липших слез не надо — В глазницах сада их полно, Тебя умею пожалеть.
В той Венгрии, куда мое везенье Меня так осторожно привело, Чтоб я забыл на время угрызенья И мною совершаемое зло, В том Сиглигете возле
И вот однажды ночью Я вышел. Пело море. Деревья тоже пели. Я шел без всякой цели. Каким-то тайным звуком Я был в ту пору
Получил письмо издалека, Гордое, безумное и женское. Но пока оно свершало шествие, Между нами пролегли века. Выросли деревья, смолкли речи, Отгремели времена. Но опять
Соври, что любишь! Если ложь Добра, то будь благословенна! Неужто лучше ржавый нож И перерезанная вена? Да! Притворись! Мне правду знать Невыносимо, невозможно. Лелей
Тот запах вымытых волос, Благоуханье свежей кожи! И поцелуй в глаза, от слез Соленые, и в губы тоже. И кучевые облака, Курчавящиеся над чащей.
Когда замрут на зиму Растения в садах, То невообразимо, Что превратишься в прах. Ведь можно жить при снеге, При холоде зимы. Как голые побеги,
Шуберт Франц не сочиняет — Как поется, так поет. Он себя не подчиняет, Он себя не продает. Не кричит о нем газета, И молчит
Однажды летним вечерком Я со знакомым стариком В избе беседовал за водкой. Его жена с улыбкой кроткой Нам щей вчерашних подала, А после кружево
Как я живу? Без ожиданий. В себе накапливая речь. А между тем на крыши зданий Ребристый снег успел прилечь. И мы, как пчелы трудовые,
Врут про Гамлета, Что он нерешителен. Он решителен, груб и умен. Но когда клинок занесен, Гамлет медлит быть разрушителем И глядит в перископ времен.
О, так это или иначе, По чьей неизвестно вине, Но музыка старой удачи Откуда-то слышится мне. Я так ее явственно слышу, Как в детстве,
Все реже думаю о том, Кому понравлюсь, как понравлюсь. Все чаще думаю о том, Куда пойду, куда направлюсь. Пусть те, кто каменно-тверды, Своим всезнанием
Мы оба сидим над Окою, Мы оба глядим на зарю. Напрасно его беспокою, Напрасно я с ним говорю! Я знаю, что он умирает, И
Рассчитаемся не мы — потомки Порешат, кто прав, кто виноват. Так давай оставим им потемки. Пусть мой стих им будет темноват. Пусть от нас
Повтори, воссоздай, возверни Жизнь мою, но острей и короче. Слей в единую ночь мои ночи И в единственный день мои дни. День единственный, долгий,
Сороковые, роковые, Военные и фронтовые, Где извещенья похоронные И перестуки эшелонные. Гудят накатанные рельсы. Просторно. Холодно. Высоко. И погорельцы, погорельцы Кочуют с запада к
Не белый цвет и черный цвет Зимы сухой и спелой — Тот день апрельский был одет Одной лишь краской — серой. Она ложилась на
В меня ты бросишь грешные слова. От них ты отречешься вскоре. Но слово — нет! — не сорная трава, Не палый лист на косогоре.