Читаю Шопенгауэра. Старик, Грустя, считает женскую природу Трагической. Философ ошибался: В нем говорил отец, а не мудрен, По мне, она скорей философична. Вот будущая
Стихотворения поэта Сельвинский Илья Львович
Ты не от женщины родилась: Бор породил тебя по весне, Вешнего неба русская вязь, Озеро, тающее в светизне… Не оттого ли твою красу Хочется
Мы начинаем с тобой стареть, Спутница дорогая моя… В зеркало вглядываешься острей, Боль от самой себя затая: Ты еще ходишь-плывешь по земле В облаке
За что я родину люблю? За то ли, что шумят дубы? Иль потому, что в ней ловлю Черты и собственной судьбы? Иль попросту, что
Обыватель верит моде: Кто в рекламе, тот и витязь. Сорок фото на комоде: «Прорицатель», «Ясновидец»! Дорогой, остановитесь… Нет, его вы не уймете: Не мечтает
Ах, что ни говори, а молодость прошла… Еще я женщинам привычно улыбаюсь, Еще лоснюсь пером могучего крыла, Чего-то жду еще — а в сердце
Каждому мужчине столько лет, Сколько женщине, какой он близок. Человек устал. Он полусед. Лоб его в предательских зализах. А девчонка встретила его, Обвевая предрассветным
Н. Асееву Над рекой-красавицей птица не воркует — Голос пулемета заменил дрозда. Там моя заботушка, сокол мой воюет, На папахе алая звезда. Я ли
Весною телеграфные столбы Припоминают, что они — деревья. Весною даже общества столпы Низринулись бы в скифские кочевья. Скворечница пока еще пуста, Но воробьишки спорят
Обдымленный, но избежавший казни, Дыша боками, вышел из тайги. Зеленой гривой* он повел шаги, Заиндевевший. Жесткий. Медно-красный. Угрюмо горбясь, огибает падь, Всем телом западая
Не верьте моим фотографиям. Все фото на свете — ложь. Да, я не выгляжу графом, На бурлака непохож. Но я не безликий мужчина. Очень
Можно делать дело с подлецом: Никогда подлец не обморочит, Если только знать, чего он хочет, И всегда стоять к нему лицом. Можно делать дело
Вылетишь утром на воз-дух, Ветром целуя жен-щин,- Смех, как ядреный жем-чуг, Прыгает в зубы, в ноз-дри… Что бы это тако-е? Кажется, нет причи-ны: Небо
Хорошо, когда для счастья есть причина: Будь то выигрыш ли, повышенье чина, Отомщение, хранящееся в тайне, Гениальный стихи или свиданье, В историческом ли подвиге
Молодость проходит, говорят. Нет, неправда — красота проходит: Вянут веки, губы не горят, Поясницу ломит к непогоде, Но душа… Душа всегда юна, Духом вечно
1 В рыжем лесу звериный рев: Изюбрь окликает коров, Другой с коронованной головой Отзывается воем на вой — И вот сквозь кусты и через
У акулы плечи, словно струи, Светятся в голубоватой глуби; У акулы маленькие губы, Сложенные будто в поцелуе; У акулы женственная прелесть В плеске хвостового
Б. Я. С. Мечта моей ты юности, Легенда моей старости! Но как не пригорюниться В извечной думе-наросте О том, что юность временна, А старость
Никогда не перестану удивляться Девушкам и цветам! Эта утренняя прохладца По белым и розовым кустам… Эти слезы листвы упоенной, Где сквозится лазурная муть, Лепестки,
В темном поле ходят маяки Золотые, яркие такие, В ходе соблюдая мастерски Планировок линии тугие. Те вон исчезают, но опять Возникают и роятся вроде,
Дуэль… Какая к черту здесь дуэль? На поединке я по крайней мере Увидел бы перед собою цель И, глубину презрения измерив, Как Лермонтов бы
Имя ее вкраплено в набор — «социализм», Фамилия рифмуется со словом «революция». Этой шарадой начинается Лиза Лютце. Теперь разведем цветной порошок И возьмемся за
Эх вы, кони-звери, Звери-кони, эх! Черные да Серый, Да медвежий мех… Там, за белой пылью, В замети скользя, Небылицей-былью Жаркие глаза… Былью-небылицей Очи предо
Годами голодаю по тебе. С мольбой о недоступном засыпаю, Проснусь — и в затухающей мольбе Прислушиваюсь к петухам и к лаю. А в этих
Сирень в стакане томится у шторки, Туманная да крестастая, Сирень распушила свои пятерки, Вывела все свои «счастья». Вот-вот заквохчет, того и гляди, Словно лесная
Взлетел расщепленный вагон! Пожары… Беженцы босые… И снова по уши в огонь Вплываем мы с тобой, Россия. Опять судьба из боя в бой Дымком
Еще не расцвел над степью восток, Но не дождаться утра — И рупор сказал, скрывая восторг: «Внимание, трактора!» Громак переходит лужу вброд, Оттер от
Полюбил я тишину читален. Прихожу, сажусь себе за книгу И тихонько изучаю Таллин, Чтоб затем по очереди Ригу. Абажур зеленый предо мною, Мягкие протравленные
Имя твое шепчу неустанно, Шепчу неустанно имя твое. Магнитной волной через воды и страны Летит иностранное имя твое. Быть может, Алиса, за чашкою кофе
Республику свою мы знаем плохо. Кто, например, слыхал про Кокчетав? А в нем сейчас дыхание пролога! Внимательно газету прочитав, Вы можете немало подивиться: И
Тате С. Твой вкус, вероятно, излишне тонок: Попроще хотят. Поярче хотят. И ты работаешь, гадкий утенок, Среди вполне уютных утят. Ты вся в изысках