Стихотворения поэта Шаламов Варлам Тихонович

Я вижу тебя, весна, В мое двойное окошко. Еще ты не очень красна И даже грязна немножко. Пока еще зелени нет. Земля точно фото

Тесно в загородном мире. Тесно так, что нет житья, Но не уже и не шире Рельс дорожных колея. Обозначенной дороги Параллельные черты, Человеческие ноги,

Сразу видно, что не в Курске Настигает нас зима. Это — лиственниц даурских Ветровая кутерьма. Голый лес насквозь просвечен Светом цвета янтаря. Искалечен, изувечен

Робкое воображенье, Поднимись ко мне. Справься с головокруженьем, Ведь еще трудней Ждать тебе чужого слова У подножья гор, Что земля — всему основа, Знаем

В часы ночные, ледяные, Осатанев от маеты, Я брошу в небо позывные Семидесятой широты. Пускай геолог бородатый, Оттаяв циркуль на костре, Скрестит мои координаты

Эй, красавица,- стой, погоди! Дальше этих кустов не ходи. За кустами невылазна грязь, В этой грязи утонет и князь. Где-нибудь, возле края земли, Существуют

А тополь так высок, Что на сухой песок Не упадет ни тени. Иссохшая трава К корням его прижалась. Она едва жива И вызывает жалость.

Цветы на голом горном склоне, Где для цветов и места нет, Как будто брошенный с балкона И разлетевшийся букет. Они лежат в пыли дорожной,

Все осветилось изнутри. И теплой силой света Лесной оранжевой зари Все было здесь согрето. Внезапно загорелось дно Огромного оврага. И было солнце зажжено, Как

Я жив не единым хлебом, А утром, на холодке, Кусочек сухого неба Размачиваю в реке…

Луна качает море. Прилив. Отлив… Качает наше горе На лодке рифм. Я рифмами обманут И потому спасен, Качаются лиманы, И душен сон.

По нашей бестолковости, Окроме «Боже мой», Ни совести, ни повести Не вывезешь домой.

Не над гробами ли святых Поставлен в изголовье Живой букет цветов витых, Смоченных чистой кровью. Прогнулся лаковый листок, Отяжелен росою. Открыл тончайший завиток Со

Жизнь — от корки и до корки Перечитанная мной. Поневоле станешь зорким В этой мути ледяной. По намеку, силуэту Узнаю друзей во мгле. Право,

Говорят, мы мелко пашем, Оступаясь и скользя. На природной почве нашей Глубже и пахать нельзя. Мы ведь пашем на погосте, Разрыхляем верхний слой. Мы

В природы грубом красноречье Я утешение найду. У ней душа-то человечья И распахнется на ходу. Мне близки теплые деревья, Молящиеся на восток, В краю,

Так вот и хожу — На вершок от смерти. Жизнь свою ношу В синеньком конверте. То письмо давно, С осени, готово. В нем всегда

В пути на горную вершину, В пути почти на небеса Вертятся вслед автомашине И в облака плывут леса. И через горные пороги, Вводя нас

Ты держись, моя лебедь белая, У родительского крыла, Пролетай небеса, несмелая, Ты на юге еще не была. Похвались там окраскою севера, Белой родиной ледяной,

Ветер по насту метет семена. Ветер как буря и как война. Горбится, гнется, колеблется наст: Этих семян никому не отдаст. Девственниц-лиственниц семена. Неоплодотворенная тишина.

Упадет моя строка, Как шиповник спелый, С тонкой веточки стиха, Чуть заледенелой. На хрустальный, жесткий снег Брызнут капли сока, Улыбнется человек — Путник одинокий.

Не в бревнах, а в ребрах Церковь моя. В усмешке недоброй Лицо бытия. Сложеньем двуперстным Поднялся мой крест, Горя в Пустозерске, Блистая окрест. Я

Пещерной пылью, синей плесенью Мои испачканы стихи. Они рождались в дни воскресные — Немногословны и тихи. Они, как звери, быстро выросли, Крещенским снегом крещены

Льют воздух, как раствор Почти коллоидальный, В воронку наших гор, Оплавленную льдами. Спасти нас не могла От давящего зноя Стремительная мгла Вечернего покоя. И

Я беден, одинок и наг, Лишен огня. Сиреневый полярный мрак Вокруг меня. Я доверяю бледной тьме Мои стихи. У ней едва ли на уме

Я здесь живу, как муха, мучась, Но кто бы мог разъединить Вот эту тонкую, паучью, Неразрываемую нить? Я не вступаю в поединок С тысячеруким

Меня застрелят на границе, Границе совести моей, И кровь моя зальет страницы, Что так тревожили друзей. Когда теряется дорога Среди щетинящихся гор, Друзья прощают

Не солнце ли вишневое На торосистый лед, Как мука наша новая, Назойливо встает. Я в угол смел бумажное, Ненужное хламье, И в этом вижу

Опоздав на десять сорок, Хоть спешил я что есть сил, Я улегся на пригорок И тихонько загрустил. Это жизнь моя куда-то Унеслась, как белый

Не суди нас слишком строго. Лучше милостивым будь. Мы найдем свою дорогу, Нашу узкую тропу. По скалам за кабаргою Выйдем выше облаков. Облака —

Кому я письма посылаю, Кто скажет: другу иль врагу? Я этот адрес слишком знаю, И не писать я не могу. Что ругань? Что благоговенье?

Л. Пинскому Ведь снег-то не выпал. И, странно Волнуя людские умы, К земле пригибается стланик, Почувствовав запах зимы. Он в землю вцепился руками, Он

Сыплет снег и днем и ночью. Это, верно, строгий бог Старых рукописей клочья Выметает за порог. Все, в чем он разочарован — Ворох песен

На склоне гор, на склоне лет Я выбил в камне твой портрет. Кирка и обух топора Надежней хрупкого пера. В страну морозов и мужчин

До чего же примитивен Инструмент нехитрый наш: Десть бумаги в десять гривен, Торопливый карандаш — Вот и все, что людям нужно, Чтобы выстроить любой

Я в воде не тону И в огне не сгораю. Три аршина в длину И аршин в ширину — Мера площади рая. Но не

Здесь морозы сушат реки, Убивая рыб, И к зиме лицо стареет Молодой горы. С лиственниц не вся упала Рыжая хвоя. Дятел марши бьет на

Я нищий — может быть, и так. Стихает птичий гам, И кто-то солнце, как пятак, Швырнул к моим ногам. Шагну и солнце подниму, Но

Не удержал усилием пера Всего, что было, кажется, вчера. Я думал так: какие пустяки! В любое время напишу стихи. Запаса чувства хватит на сто

Я хотел бы так немного! Я хотел бы быть обрубком, Человеческим обрубком… Отмороженные руки, Отмороженные ноги… Жить бы стало очень смело Укороченное тело. Я

Замолкнут последние вьюги, И, путь открывая весне, Ты югом нагретые руки Протянешь на север ко мне. С весьма озабоченным видом, Особо наглядным с земли,

Луна, точно снежная сойка, Влетает в окошко ко мне И крыльями машет над койкой, Когтями скребет по стене. И бьется на белых страницах, Пугаясь

Рассейтесь, цветные туманы, Откройте дорогу ко мне В залитые льдами лиманы Моей запоздалой весне. Явись, как любовь — ниоткуда, Упорная, как ледокол. Явись, как

Холодной кистью виноградной Стучится утро нам в окно, И растворить окно отрадно И выжать в рот почти вино. О, соглашайся, что недаром Я жить

Я вышел в свет дорогой Фета, И ветер Фета в спину дул, И Фет испытывал поэта, И Фета раздавался гул. В сопровождении поэта Я

Я забыл погоду детства, Теплый ветер, мягкий снег. На земле, пожалуй, средства Возвратить мне детство нет. И осталось так немного В бедной памяти моей

Пусть в прижизненном изданье Скалы, тучи и кусты Дышат воздухом преданья Героической тщеты. Ведь не то что очень сильным — Силы нет уже давно,-

Ты не застегивай крючков, Не торопись в дорогу, Кружки расширенных зрачков Сужая понемногу. Трава в предутренней красе Блестит слезой-росою, А разве можно по росе

Осторожно и негромко Говорит со мной поземка, В ноги тычется снежок, Чтобы я не верил тучам, Чтобы в путь по горным кручам Я отправиться

Ты — витанье в небе черном, Бормотанье по ночам, Ты — соперничество горным Разговорчивым ключам. Ты — полет стрелы каленой, Откровенной сказки дар И