Стихотворения поэта Соснора В. А

Белый вечер, белый вечер. Колоски зарниц. Не кузнечик, а — бубенчик надо мной звенит. Белый вечер, белый вечер. блеяние стад. И заборы, будто свечи

Антенны — чуткие фонтаны. А полумесяц — чуть живой. Над чернобелыми фортами парит Сова, как часовой. Она парит, (влажны антенны) как ангегл или как

Сколько используешь калорий для зарифмованного бреда? Как распрямляешь кривую крови своих разноплеменных предков? Каких подонков караулишь? Как бесподобен с королями? Как регулируешь кривую своих

На съезде циклопов цикл прений возрос в связи с окончаньем доклада, в котором оратор затронул вопрос: зачем человеку два глаза? Затронут вопрос. Досконален доклад.

Зима приготовилась к старту. Земля приготовилась к стуже. И круг посетителей статуй все уже, и уже, и уже. Слоняюсь — последний из крупных слонов

Ты на Ладоге, что льдинка. Там туманы. Там так мало солнца. В теремах Шальдихи ты — Тамара! Хромоногим тамерланом я — пиры! да войны!

Легенду, которую мне рассказали, веками рассказывают русалки, хвостами-кострами русалки мерцают, их серьги позванивают бубенцами. Наследницы слез и последних лишений вставали над озером в белых

И древний диск луны потух. И дискантом поет петух. Петух — восточный барабан, иерихонская труба. Я знаю: медленен и нем рассвет маячит в тишине,

Кри- тик, тик- тик, кри- тик, тик- тик, кос- ти, крес- ти, мой стих! У ног, мопс, ляг вож- дей, пла- нов! Твой мозг,

Поехали с орехами, с прорехами, с огрехами. Поехали! Квадратными кварталами — гони! Машина — лакированный кораблик на огни! Поехали! По эху ли по веку

Мимо такси — на конус фары! Мимо витрин и мимо фабрик — гастрономических богинь, трамваи — красные быки, бредут — стада, стада, стада. Крупнорогатый

Первый снег. Пересмех перевертышей-снежинок над лепными урнами. И снижение снежинок до земного уровня. Первый снег. Пар от рек. В воду — белые занозы. Как

И вот — опять, и вот — вниманье, — и вот — метели, стражи стужи. Я понимаю, понимаю мятущиеся ваши души. Когда хлеба ревут:

1. Собака Болезненны, безлики ночи, как незаписанные ноты. Две девочки, два офицера у цирка шепчутся о ценах. Все себестоимость имеет и цирк, и девочки,

И ко сну отошли рекламы. Фонари, фонари трехглавы. Так и есть — фонари трехглавы: два зеленых, над ними желтая голова. Ночь дремуча. Дома дремучи.

Сейчас двенадцать секунд второго. Двенадцать ровно! Я в габардины, в свиные кожи, в мутон закутан. Иду и думаю: двенадцать секунд второго прошло. Тринадцать! Шагнул

Снег летит и сям и там, в общем, очень деятельно. Во дворе моем фонтан, у фонтана дети. Невелик объем двора — негде и окурку!

1 Упало и небо и время и рюмки цветов и вода в даль дороги и сердце и руки — устали. И хочется взять и

Дом стоял на перекрестке, напряжен и мускулист, весь в очках, как перед кроссом чемпион-мотоциклист. Голуби кормились мерно, на карнизах красовались. Грозные пенсионеры вдоль двора

Что же ты, Библида, любила брата, требуя взаимных аномалий? Ведь не по-сестрински любила брата — ведь аморально! Библида! Не женщина ты! Изнанка! Слезы и

Жила-была крыша, крытая жестью. От ржавчины жесть была пушистая, как шерсть щенка. Жила-была на крыше труба. Она была страшная и черная, как чернильница полицейского.

По городу медленно всадник скакал. Копыто позванивало, как стакан. Зрачок полыхал — снежнобелая цель на бледнозеленом лице. Икона! Тебя узнаю, государь! В пернатой сутане

Птица Сирин, птица Сирин! С животным упорством снег идет, как мерин сивый, сиротлива поступь. Медный всадник — медный символ алчно пасть разинул. Птица Сирин,

Он ходит под окнами Дома Подонков подолгу, подолгу. Ой, мальчик! Молчальник! Мельчают потомки? Отбился от мамы? Где компас? Где полюс? Подобны под окнами Дома

Художник пробовал перо, как часовой границы — пломбу, как птица южная — полет… А я твердил тебе: не пробуй. Избавь себя от «завершенья сюжетов»,

Я не приду в тот белый дом, хотя хозяин добр. Пируют в доме у тебя. Продуктов на пиру! Вино впитают и табак и в

Там, за болотом, там, за бором, произрастает комбинат! Там транспаранты, как соборы! Там транспаранты гомонят! И это только мне бездомно, где балки, блоки, бланки

В окне напротив магнитофон гоняет гаммы. Набросив шкуру — подобье барса — пиждак пятнистый — чернильные пятна! Музыкальными ногами танцуем: очи лоснятся лаком, как

И сегодня: в миниатюрный мир, где паркет обстоятельно наманикюрен, обои — абстрактны, а небо выбелено, как бумага, а под небом витает сова — оперенный

О, на язык тебе типун, изысканный поэт-трибун. Манипулируя венками, кивая профилем варяга, эстрадной отвестью сверкая, ты в массы мастерство внедряешь? Гербарий ианца и сутан,

1 Я семь светильников зажег. Я семь настольных ламп зажег. Я семь стеклянных белых ламп зажег и в стол убрал. Я календарь с него

В детстве, где, как говорят, пролог, спят мои дни досадные. Детство мое, кое прошло с пятого на десятое, спады, подъемы зим, а весны —

1 Речная дельта, как зимняя береза, бороздила мерзлый грунт корнями. Морской окунь плыл к дельте, подпрыгивая, окунаясь в пригорки волн. Речной окунь тоже плыл

Комнату нашу оклеили. И потолок побелили. Зелень обойных растений. Обойные это былинки. Люстра сторукая в нашей модернизированной келье. Так охраняли Тартар сторукие гекатонхейры. Мы

А снежинки тают, тают Очаги расставлены? Вон снежинки — та и та и та — уже расстаяли. Что снега сползают с веток, что грязюка

Я в который раз, в который ухожу с котомкой. Как ты? Где ты? В чьей карете скоростной катаешься? И какие сигареты с кем ты

В твоих очах, в твоих снегах, я, бедный путник, замерзаю. Нет, не напутал я, — солгал. В твоих снегах я твой Сусанин. В твоих

Спасибо тебе за то и за то. За тонус вина. И за женщин тон. За нотные знаки твоих дождей спасибо тебе, Сова! За все

Ты по пюпитру постучишь: Спектакль исполнен! Раз — и все! Мой режиссер! Ты — поставщик, не постановщик, режиссер. Несостоятелен, как вопль твой театр, твой

Парус парит! Он планирует близко, блещет — шагах в сорока. Будет ли буря? Разнузданы брызги, злоба в зеленых зрачках! Будет, не будет, не все

Вот и праздник прошел. Декорации красные сняты. Отсалютовали, отвыкрикивали, отбабахали. На асфальтовых лицах — трудолюбие. (Наши азы! Наши яти!) Трудолюбие под папахами. По замерзшим,

Мундир тебе сковал Геракл специально для моей баллады. Ты как германский генерал зверела на плече Паллады. Ты строила концлагерей концерны. Ты! Не отпирайся! Лакировала

Имеет место мнение о вырождении малых народностей. Как будто мозг и мускулы людей делятся на народности. 1. Отрывок из письма Сосед мой был похож

И ты, муравей, ищешь искренний выход, ты, внук муравья, ты, муж муравьихи. Тропой муравьиной в рабочей рубашке направишься в суд, а по телу —

Баю-бай-баю-бай, засыпай, моя сова. Месяц, ясный, как май, я тебе нарисовал. Я тебе перепел всех животных голоса. Мудрый лоб твой вспотел и болезненны глаза.

Зубилом быть! Быть злобным, белозубым, заботливым о судьбах производства, звучать произведением труда! Ну, кто из нас сегодня не зубило? Ну, кто под Богом ходит?

Дом без гвоздя и без доски. Брильянт в мильярд карат. Роняют ночью лепестки на дом прожектора. Там алая луна палит, окорока обожжены, в бассейнах

Охотничьим чутьем влекомы, не опасайтесь опоздать: Еще не скованы оковы, чтоб нашу ярость обуздать. Не сконструированы ямы, капканы жадности и лжи. Ясна, как небо,

Кистью показательной по мелу! Мраморными линиями поразите! Бронзой! Полимером! Да не померкнут Фидий, Пракситель! Поликлет! Увенчивай героя лавром! Серебри, Челлини, одеянье лилий! Что-то расплодились