В этот город мгновенный,
с железным и жестким лицом —
я вернусь непременно
и мужем уже, и отцом.
Где усталые трубы
свой пар выпускают, сойду
под полотнищем грубым,
твердящим, что «Слава и честь —
по труду!»
Только чайки над серой,
мазутною скользкой волной
дышат этою верой.
И чайки кричат надо мной.
Не ошибку эпохи,
не сшибку ума и души —
чую взгляды и вздохи
и вижу твои этажи!
Город, город родной,
расселившийся вкруг комбината, —
над больною волной
только плановых плавок раскаты.
Только дым кучевой,
только пыль вихревая повсюду.
Что мне делать с тобой?
Ну, не бить же, обидясь, посуду!
Где твои тормоза?
Отдохни хоть минуту, помедли!
…Но стекает слеза
по чугунной щеке и по медной.
Значит, время дождю.
Он придет и, живительный,
хлынет.
Помолчу, подожду —
пока рана твоя не остынет.
Пока яростный свет
не пробьет паутину заката —
и твой сын и поэт
не вздохнет пред тобой виновато…
(2 votes, average: 3,00 out of 5)