Инне Кабыш
Замки старинных заводов над вязкой рекой.
В шрамах и оспинах кладка урчащих вершин.
Серая зелень в железах оград и машин.
Древо отеческих стен, прокаленных тоской.
Космос московской окраины. Родины дым.
Дождь над Рогожской заставой. В Кожухово гром.
Там мое детство. Там спрятался я молодым.
Там остужаю горячку трамвайным стеклом.
Маршем отбухало. Бейбутовым отожгло.
Вместе с примкнувшим Шепиловым скрылось вдали.
Что же влюбленное сердце-то не отошло?
Как же его три эпохи унять не смогли?
Ужас, и стыд, и усмешка при виде времен.
Как ни учили, а все, как пацан, изумлен.
Так же живу, захожусь в маяте-немоте.
Словно с невыдернутым финарем в животе.
Спящего центра зудящий наскальный неон.
Маятники дубинок. Курантов хрусталь.
Ветром судеб унесенный с окраины вон,
К пристани «Крымский мост» я душой не пристал.
Здесь несменяемы консулы братья Люмьер.
Здесь, как и прежде, в кровавых кожанках шпана.
Ванька-дурак, одолев социальный барьер,
Вводит Топтыгина в чин генерал-топтуна.
Трепетный Зайцев извелся на тришкин кафтан.
Запах от стен и брусчатки шибает в пятак:
Топкие кремни Синая, гранитный Афган,
«Власть рок-н-роллу», «За Ельцина!», «Мясо — «Спартак».
Вал, и пружины, и нотная струйкопись гирь.
Танец двуножия стрелок, державный Бежар.
Лед телезренья — в зрачках у джинсовых Багир
Бунты, трясенья, прозрачный холодный пожар.
Смотрит из глаз моих мертвый зародыш добра.
Шарик планеты не близок и пуст, как Луна.
В Марьину рощу с Арбата бегут любера.
В Сивцевом вражке — Матросская тишина.
Брызнул физический свет на храпящий тупик.
Жизнь щекотнула соавтора острым концом.
В брезжущем зеркале высвечен мальчик-старик —
Боком к окну и бездверью и к слову лицом.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)