Тобой — волненье черное волос и тюфяка,
и духота, и тень, и мгла, гноящая века,
Постели скрип, и рыжий блеск и коридора дым,
обваливаясь шарканьем и говором воды,
Заваливает сплетнями гостиничный прибой,
влипает в уши, серу рвет — тобой, тобой, тобой.
Ссыхаясь в номер втянуто со льда мое пальто,
с мороза пальцы к горлу, как ветки подо льдом.
Лежим. В мясной торговле потушен пульс не так,
как вытянутым штепселем тьма отбивает такт.
Густая сырость льнет с плеча к неряшливым губам
убийственной солдатской потливостью рубах.
Рогожей пахнет ночь мертво, и липнут звезды
в окно, на кашель, одеял холодные пуды.
Фонарь, взмахнувши площадью, на форточке повис,
движет, движет мрак и лясканье, и визг.
Ночь одинока, как мороз, просунутый в окно,
в дрожь одури, в шипенье губ, на поцелуев дно.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)