Только что расставшись с родиной святою,
Я скучал меж немцев русскою душою,
И, отвесть чтоб душу, к дорогим славянам
Полетел я в Прагу с легким чемоданом.
Облегчил его я, сколько то возможней,
Труся пред австрийской грозною таможней.
Но со мной возились — не скажу, чтоб много:
«Гид новейший Праги» рассмотрели строго.
Туфли, панталоны, галстухи, рубашки,
Пять иль шесть листочков почтовой бумажки, —
Все перевернули; в стенки чемодана,
В крышку постучали — не нашли обмана,
Лишь одна брошюрка, изданная в Вене,
Чуть не послужила к неприятной сцене.
О правах брошюрки спор было родился;
Но разумный немец тотчас уходился,
Как ему на «Вену» указал я пальцем.
Вообще в таможне не был я страдальцем.
Подъезжая к Праге, полон чувством новым,
Мог лишь повторять я, вслед за Хомяковым,
Как не должно Праге хвастать пред Белградом,
А Москве кичиться перед Вышеградом,
Как на Петчин в ризе древнего Кирилла
Шествовал епископ, а вослед валила
Народная сила, в доблестной отваге,
Как заснул поэт наш, думая о Праге…
И вступил я в Прагу, и мечту поэта
Наяву увидел средь дневного света.
Был какой-то праздник. Не было проходу
В улицах, широких от громад народа.
Впереди блестели, в воздухе подъяты,
Знамения веры, убраны богато;
Фонари, хоругви, мощи и иконы,
С торжеством особым высились мадонны…
(1 votes, average: 5,00 out of 5)