В старинных запахах, где золото и бархат В бассейнах томности ласкают ноздри вам. Растут левкои белые у золоченых арок, И море пурпуром сжимает берега.
Стихотворения поэта Вагинов Константин Константинович
Немного меда, перца и вервены И темный вкус от рук твоих во рту. Свиваются поднявшиеся стены. Над нами европейцы ходят и поют. Но вот
На лестнице я как шаман Стал духов вызывать И появились предо мной И стали заклинать: «Войди в наш мир, Ты близок нам. Уйди от
В селеньях городских, где протекала юность, Где четвертью луны не в меру обольщен… О, море, нежный братец человечий, Нечеловеческой тоски исполнен я. Смотрю на
Тебе примерещился город, Весь залитый светом дневным, И шелковый плат в тихом доме, И родственников голоса. Быть может, сочные луны Мерцают плодов над рекой,
Вступил в Крыму в зеркальную прохладу, Под градом желудей оркестр любовь играл. И, точно призраки, со всех концов Союза Стояли зрители и слушали Кармен.
Бегу в ночи над Финскою дорогой. России не было — колониальный бред. А там внутри земля бурлит и воет, Встает мохнатый и звериный человек.
«Как жаль, — подумалось ему, «Осенний ветер… ночи голубые «Я разлюбил свою весну. «Перед судилищем поэтов «Под снежной вьюгой я стоял, «И каждый был
Надел Исус колпак дурацкий, Озера сохли глаз Его, И с ликом, вывшим из акаций, Совокупился лик Его. Кусает солнце холм покатый, В крови листва,
Помню последнюю ночь в доме покойного детства: Книги разодраны, лампа лежит на полу. В улицы я убежал, и медного солнца ресницы Гулко упали в
В книговращалищах летят слова. В словохранилищах блуждаю я. Вдруг слово запоет, как соловей — Я к лестнице бегу скорей, И предо мною слово точно
Вышел на Карповку звезды считать И аршином Оглы широкую осень измерить Я в тюбетейке на мне арестантский бушлат А за спиной Луны перевитые песни.
Опять у окон зов Мадагаскара, Огромной птицей солнце вдаль летит, Хожу один с зефиром у базара, Смешно и страшно нам без солнца жить. Как
Не тщись, художник, к совершенству, Поднять резец искривленной рукой, Но выточи его, покрой изящным златом И со статуей рядом положи. И магнитически притянутые взоры
И мы по опустевшему паркету Подходим к просветлевшим зеркалам. Спит сад, покинутый толпою, Среди дубов осина чуть дрожит И лунный луч, земли не достигая,
О, сделай статуей звенящей Мою оболочку, Господь, Чтоб после отверстого плена Стояла и пела она О жизни своей ненаглядной, О чудной подруге своей, Под
1 Любовь опять томит, весенний запах нежен, Кричала чайкой ночь и билась у окна, Но тело с каждым днем становится все реже, И сквозь
Прохожий обернулся и качнулся Над ухом слышит он далекий шум дубрав И моря плеск и рокот струнной славы Вдыхает запах слив и трав. «Почудилось,
Хотел он, превращаясь в волны, Сиреною блестеть, На берег пенистый взбегая, Разбиться и лететь. Чтобы опять приподнимаясь, С другой волной соединяясь, Перегонять и петь,
Под лихолетьем одичалым, Среди проулков городских Он еле видной плоской тенью Вдруг проскользнул и говорит: «Мне вспыхивать, другим — сиянье. «Но вспыхиванье — суета.
За осоку, за лед, за снега, В тихий дом позвала, где звенели стаканы. И опять голубая в гранитах река И сквозные дома и реянье
Но знаю я, корабль спокоен, Что он недвижим средь пучины, Что не вернуться мне на берег, Что только тень моя на нем. Она блуждает