Вот пошли валы валандать,
забелелась кипень.
Верхним ветром белый ландыш
над волной просыпан.
Забурлилась, заиграла,
загремела Волга,
закружила влажью вала
кружево восторга.
Нет на свете выше воли,
чем на этих гребнях,
и на них сидеть изволит
пеньявода-Хлебник.
И на них, наплывши тучей,
под трезвон московский,
небо взять в стальные крючья
учит Маяковский.
И влачит Бурлюк-бурлака
баржу вешних кликов,
и дыбятся, у орла как,
перья воли дикой.
А за теми плавят струи
струги струнной вести,
то, опившись песней,- други
распевают вместе!
Синяя скважина
в черной земле
смята и сглажена
поступью лет.
Выбита шайками
шумных ватаг,
взвеялась чайками
небо хватать.
Этой ли ветошью
песне кипеть?
Ветром рассвета шью
зорь этих медь!
Загули Жигули,
загудели пули,
загуляли кули
посредине улиц.
Заплясали столбы,
полетели крыши:
от железной гульбы
ничего не слышать!
Только дрему спугнешь,
только сон развеешь –
машет алым огнем
Степан Тимофеич!
Машут вверх, машут вниз
искряные взоры…
Перегнись, перегнись
через эти горы!
Разливайся, река,
по белому свету!
Размывай перекат,
пеня песню эту!
(No Ratings Yet)
Loading...