На берегу, как говорится, волн,
Стоял он — дум ли полон?.. — телом полн.
Глядел: пред ним куда как нешироко
Река неслася, и моторный челн
По ней стремился, нос задрав высоко.
Стоящего кремпленовый костюм
Был утеплен с испода пуловером,
С чего стоящий мог поспорить с ветром,
А тот ему в порыве безответном
В прическе произвел шурум-бурум.
Туманилась майолика небес.
Налево от стоящего собес,
По воздуху похлопывая флагом,
Надменно окна пялил над оврагом,
Где жил ручей, вертлявый, аки бес.
Направо от стоящего был храм —
Наш патриарх российских панорам,
С недавних пор набитый экскурсантом,
А до того дурнеющий фасадом
В незряшном ожиданьи кар и драм.
На противоположном берегу
Собаки лаяли на проходящий «газик»,
Бросал в них камни маленький проказник,
Чтоб разогнать недетскую тоску.
На берегу же этом, у волны,
Воскресною одеждой глаз лаская,
Молодожены сели, полоская
Свои манатки, в частности — штаны.
По городку шатался выходной.
Его дружина, выпив по одной —
В виду имея здесь бутыль, не рюмку, —
Озвучивала пением квартал.
Стоящий и за ней понаблюдал.
Стоящий и о ней подумал думку.
Когда он обернулся, мгла зрачков,
Подсвеченная стеклами очков,
Нутро мое мгновенно просквозила,
И тут меня немножко потрясла
Во взгляде нищета добра и зла,
И вместо них — хозяйственность и сила.
Прочел он сразу на моем лице
Все о моем начале и конце,
Зевнул, на миг открыв свои глубины,
И отвернулся, и глаза вперил,
Как в торжество афинское — Перикл,
В рай, в оный центр, им сдержанно любимый.
И я поник смятенною главой,
И комплексов своих услышал вой,
И разум захлебнулся в ахинее,
Но я сказал себе (как бы ему),
Что посторонен я, но потому
Со стороны мне кое-что виднее!
О, да, я не любимец этих мест.
Как и не этих, кстати, и окрест,
И позабывалось, вроде, чувство дома,
Но и душа не так еще влекома,
Блином очистив горлышко от кома,
Принять настойки — да и на насест…
И пусть не я с поникшей головой,
А он — и тут, и там, и бабам — свой,
По нраву, по фигуре, по натуре,
Зато таким нужды и знака нет
Поэму написать или сонет,
Но — писать в школе на «литературе»!
Да, из сонета шубы не пошить,
Но в шубе после смерти не пожить,
В сонетах же живьем себя схоронишь,
Но Лазаря попев — и воскресишь,
И перед ямкой собственной не ссышь,
Коли Пегаску стронешь на Воронеж!
К тому ж ему ж, стоящему, как дуб,
Я не понятен ни ногой, ни в зуб,
А он не близок мне, но прост и ясен:
Все индюки, — настолько он прекрасен, —
Не думая, к нему попали в суп!
И хорошо, что он такой стоит —
Не взгляд, а сталь! Не нрав, а текстолит!
Какие там какие-то периклы!
Могуче семя, коим он грешит,
И племя, что умеет жать и жить,
И время, что к руке его приникло!
Идет волна, а по волне — челнок,
По челноку — почтенный ничевок,
Сеть на шесте дрожит, готова в дело,
Дрожит эфир над стадом за рекой,
И я пишу дрожащею рукой —
Дрожьмя дрожит, плутая в духе, тело…
Всегда бы так под колпаком небес:
Кто по дрова, кто просто — в темный лес
Восьмеркой меж трех сосен и в цезурах,
А пастырь (вон он — кнут наперевес)
Скот бессловесный гонит без словес —
Не вовсе, как же-с можно-с!.. — без цензурных!..
(1 votes, average: 5,00 out of 5)